Конкистадоры Гермеса - Андрей Мартьянов Страница 46

Отказывать Вене неудобно, а помочь всерьез я не могу, да и не стремлюсь к этому — есть у меня серьезное подозрение, что доктор взялся за чересчур опасную игру с неизвестностью. Настолько опасную, что наши давние приключения на Сцилле и Геоне покажутся мирной поездкой школьников в парк развлечений…

Тем вечером несимпатичный Рене привел нас к казавшемуся вполне обычным дому в проулке между улицами Торонто и короля Луи-Филиппа. Здание не было заброшенным — в окнах первого этажа горели фонари, дверная ручка начищена, в деревянных ящиках-клумбах распускались ночные фосфоресцирующие цветы.

Постучались. Дверь открыл угрюмый молодой человек, который, ни сказав ни слова, ушел в глубину дома и больше не показывался. Мы прошли по коридору, освещенному бледным светом газовых ламп, спустились по короткой лесенке и оказались в небольшом внутреннем дворе, от силы пяти метров в поперечнике. Дворик был необычно пуст — я уже привык к тому, что в Квебеке любая свободная площадь обязательно используется в качестве палисадника. Однако у входа обнаружился только сломанный велосипед возле дальней стены и четыре синих пластиковых коробки, в которых обычно транспортируют фрукты.

— Здесь, — бросил Рене. — Проход узкий, “дыра” срабатывает, только если двигаться точно с севера на юг, видите полосу?

На каменных плитках, которыми вымостили двор, была проведена белая меловая черта и проставлены два крестика на расстоянии полуметра друг от друга.

— Ничего не чувствуешь? — повернулся доктор к Сигурду. Андроид покачал головой:

— Все сенсоры молчат. Окружающая среда стабильна.

Гильгоф сверился с показаниями своего ПМК, посмотрел на Рене, и в его взгляде явственно читалось: “Как это прикажете понимать?”

Проводник криво усмехнулся, молча шагнул на середину дворика, медленно прошел по линии и внезапно растворился в воздухе, чем вызвал вполне предсказуемую реакцию — я от неожиданности шарахнулся в сторону и громко произнес слово, в просторечии означающее женщину легкого поведения, а Гильгоф, беззвучно шевеля губами, опять уткнулся в монитор ПМК.

Затем последовал обвал самых черных ругательств — никогда бы не подумал, что интеллигентнейший Вениамин Борисович обладает настолько глубокими познаниями в казарменной лексике.

— Спустить в сортир этот искусственный интеллект! — взревел Гильгоф. Доктор побагровел так, что я испугался — не хватит ли Веню удар? — Никаких изменений в показаниях, будто ничего и не произошло! Где он? Куда он подевался, я вас спрашиваю?!

Когда Гильгоф взял самую высокую ноту, Рене вдруг материализовался — просто вышел из пустоты со скучающим видом. Гильгоф стал похож на кота, завидевшего дворового барбоса, своего вечного и злейшего врага, — мне почудилось, что у доктора волосы дыбом встали, а за очками вспыхнул демонический зеленый огонь. Только Сигурд оставался невозмутим, просто стоял и смотрел.

— Вы идете или нет? — осведомился Рене. — Выключите свою игрушку, там надо побывать лично. Давайте за мной…

Веня принял решительный вид человека, готового броситься под танк. Громко выдохнул, сжал, будто гранату, ни в чем не повинный ПМК и отправился вслед за Рене. Настала моя очередь.

Я понимал, что особой опасности нет, но все равно чувствовал себя неуютно. Все увиденное проходило по ведомству откровенных чудес, которых материалистическое мировоззрение не приемлет.

— Давай-давай, — подтолкнул меня в спину Сигурд. — Иначе всем растреплю, что капитан Казаков обычный трус, забоявшийся там, где очкастый ботаник первым пошел в атаку.

— Заткнись, — процедил я сквозь зубы. — Будто ты у нас самый смелый!

— Я фланги прикрываю! И веду арьергардные бои!

Ощущение было как перед первым прыжком в воду с десятиметровой вышки. И хочется, и боязно. Я медленно прошел по линии, ожидая чего-то очень необыкновенного, но как только невидимая черта была пересечена, стало ясно: переход в “дыру” не сопровождается никакими пышными спецэффектами.

В глаза ударил ярчайший солнечный свет, хотя в Квебеке был вечер и звезда Вольф 360 недавно скрылась за горизонтом. Невозможная жара придавила меня, словно огромной пуховой подушкой, глаза начали слезиться из-за режущих лучей светила, я почувствовал запах аммиака и вкус соли на губах.

— Очень неприветливое местечко, — послышался возбужденный голос Гильгофа. — ПМК уверяет, что без соответствующей защиты человек не продержится здесь и суток… Жесткое излучение звезды, нулевая влажность, температура воздуха у поверхности — плюс сорок девять. Почва нагрета почти до девяноста градусов, ого! Если верить биосканеру, живых существ здесь нет. Сигурд, включайся в работу, надо собрать как можно больше данных…

— Это другая планета? — прохрипел я, приставив козырьком ладонь ко лбу. — Не очень-то похоже на Гермес.

— Разберемся, ПМК проводит анализ магнитных полей и орбиты звезды…

Вокруг, от горизонта до горизонта, расстилалась каменистая пустыня. Если вы бывали в Палестине, поймете, о чем я говорю: красноватый камень с белесыми соляными потеками, горячий ветер, коричневые скалы в отдалении. Если считать, что солнце находится в зените, на юге, то северо-восточнее можно различить русло давным-давно пересохшей реки. В воздухе кружатся вихорьки солевой пыли. Никаких звуков, кроме тяжелого дыхания людей и едва слышного посвистывания ветра в нагромождениях валунов.

— Давайте возвращаться, — подал голос угрюмо наблюдавший за нами Рене. — Очень жарко, солнечный удар и перегрев гарантированы…

— Доктор, оставьте здесь ПМК, — поддержал проводника Сигурд. — Положите в щель между камнями, чтобы не оставлять под прямыми лучами звезды, потом заберем. Тут действительно опасно, крайне высокая солнечная активность — уровень излучения почти в сорок раз выше земного стандарта.

— Так и сделаем, — неожиданно легко согласился взмокший Гильгоф. — Заберем ПМК завтра или через пару дней, пусть ИР сам разбирается, что к чему… Рене, “дыра” открыта постоянно?

— Сколько себя помню.

Рене, уяснив, что требуется показать обратную дорогу, указал нам на два желто-белых булыжника, наверняка доставленных сюда с Той Стороны, шагнул между ними и исчез из зримого мира.

Гильгоф в последний раз обвел взглядом бурую выжженную равнину и с сожалением вздохнул — было видно, что доктору очень хотелось остаться здесь подольше.

Вечерняя прохлада Квебека показалась мне полярным морозом, рубашка была насквозь пропитана потом. Руки и лицо покраснели, хотя я находился под лучами пустынного солнца всего десять минут — еще немного, и появились бы серьезные ожоги, вплоть до пузырей. Нас встретил прежний дворик, но вечерние сумерки почему-то заместились ночной тьмой. Над городом висела меньшая из двух лун Гермеса — Калипсо, а восходит она только после полуночи.

— Время там идет быстрее, чем у нас, — будто невзначай заметил немногословный Рене. — Раз в восемь, наверное. Я еще нужен?

— Нет-нет, благодарю, — раскланялся Гильгоф и вытащил из кармана несколько банкнот. — Возьмите, это скромный гонорар. Передайте мадам Коменж, что я буду счастлив и далее с ней сотрудничать…