Точка Лагранжа - Кирилл Бенедиктов Страница 44

Старик был высохшим, худым, желтым, как бумага, из которой капитан Саид-бей крутил свои вонючие папиросы. Он сидел в древнем кресле-качалке, угрожающе скрипевшем при каждом его движении, и время от времени подносил к пергаментным губам банку пива «Миллер». Отхлебывал он оттуда или нет, Кольцов не видел.

— Добрый день, — поздоровался Максим. Голос прозвучал как-то неуверенно.

Старик вновь поднес ко рту свою банку, но глаза так и не раскрыл.

— Он, наверное, по-английски не говорит, — прошептала Оксана, прятавшаяся у него за спиной.

— А я не говорю по-арабски, — огрызнулся Максим и повторил, на этот раз чуть громче: — Здравствуйте, мистер!

— Салам, — произнес старик равнодушно. Губы его при этом не шевельнулись. Слово прозвучало как бы само собой и осталось висеть в жарком воздухе.

— Точно не спикает, — вздохнула Оксана едва ли не с облегчением.

— Ну и хрен бы с ним, — пробормотал Кольцов, осматриваясь. Строение, которое он разглядывал с борта яхты в бинокль, вблизи оказалось еще более жалким и несуразным. Низкое, длинное, похожее на ангар для лодки, а не на человеческое жилище. «Как он туда забирается? — подумал Кольцов. — На четвереньках, что ли?»

Если бы не дурацкая уродливая хижина, на острове было бы очень красиво. Песок, пальмы, неправдоподобно синее зеркало лагуны. «Идеальное место, — подумал Кольцов. — Лучше не придумать».

— Будем ставить лагерь, — сказал он решительно. — На той стороне, чтобы дедушке не мешать.

Тут он вдруг понял, что дедушка открыл наконец свои глаза и смотрит на него неприятным немигающим взглядом.

— Ну, чего уставился? — грубо спросил Кольцов по-русски. — Нравлюсь я тебе, что ли?

Старик не ответил. Молча смотрел на Максима неподвижными черными глазами. Потом поднес к губам банку «Миллера» и сделал большой, неожиданно звучный глоток.

Максим неожиданно разозлился.

— Пошли отсюда, нечего с ним разговаривать.

— Да я и не разговариваю! — возмутилась Оксана. — Ты же сам, Максик…

«А ведь она права! Зачем я вообще сюда поперся? Разрешения у этой обезьяны спрашивать? Смешно… Нервничаешь ты, Максим Эдуардович, сильно нервничаешь, а это не есть хорошо… Ну-ка, соберись, тряпка, и займись наконец делом!»

Белый песок взлетал из-под белых теннисных туфель Кольцова. Прочь от выжившего из ума старика, прочь от его мерзкого жилища, от зловещего скрипа разваливающегося кресла-качалки!

На берегу он немного отдышался. Сердце колотилось в груди, как после подъема пешком на двенадцатый этаж.

Олег стоял на палубе «Хатшепсут», облокотившись о фальшборт, и с интересом рассматривал запыхавшегося Максима. Так хозяин смотрит на любимого спаниеля, притащившего ему из болота не ожидаемую утку, а чей-то рваный ботинок.

— Ну что там, маркиз? Огневая поддержка не требуется?

— Пустое, граф, — откликнулся Максим. Его бесила дурацкая привычка партнера называть его «маркизом», он предпочитал интернациональное «бадди». — Там какой-то африканец преклонных годов хлещет дрянное американское пиво. Нам он не помешает.

— Отлично. Тогда мы высаживаемся. До вечера успеем сделать пару дайвов.

Кольцов пожал плечами и уселся прямо на песок.

Он все еще чувствовал на себе немигающий взгляд старика. Взгляд был липким, он словно приклеился к одежде и, что самое неприятное, к коже Максима, и отодрать его можно было только с кровью.