Комната Наверху и другие истории - Терри Биссон Страница 43

После короткой прогулки от метро мы обнаружили тетушку Минни на ступеньках маленького домика на Дитмас-авеню, который они с дядюшкой Мортом купили за семь с половиной тысяч долларов пятьдесят лет назад, сразу после Второй мировой войны. Тетушка курила сигарету. Она — единственная из моих близких, кто до сих пор курит «Кент».

— Ты все еще выходишь на улицу, чтобы выкурить сигарету? — спросил я.

— Ну, ты же знаешь своего дядю Морта, — с улыбкой проговорила она. Когда я был маленьким, тетя Минни и дядя Морт были для меня все равно что вторые родители. Они жили в полутора кварталах от нас. Когда мои родители умерли, тетя и дядя стали моими ближайшими родственниками. — Плюс к тому так записано в закладной: КУРИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ. Такие у них правила.

Рожденная, в отличие от своей младшей сестры — моей матери, в Старом Свете, она до сих пор сохранила странную особенность интонации в конце высказывания — нечто вроде вербального пожимания плечами. Поцеловав меня в щеку и обдав ароматом табака, тетка спросила:

— Так что же привело тебя снова в Нью-Йорк?

Я был поражен.

— Разве ты не получила моего письма? Мы собираемся пожениться.

Тетя Минни взглянула на Кэнди с новым интересом.

— Ты собираешься жениться на летчице?

— Кэнди не летчица, — объяснил я. — Она работает в хантсвиллском Департаменте озеленения. Ты что, не получала моих сообщений?

Мы с Кэнди втащили вещи в дом, сели перекусить за дубовый стол, который дядя Морт сделал много лет назад в подвальной мастерской этого дома, и я как сумел рассказал о событиях последних шести месяцев.

— Вот мы и приехали сюда в свадебное путешествие, тетя Минни, — закончил я, а Кэнди покраснела.

— Сначала медовый месяц, а потом свадьба? — Тетя Минни повела глазами в сторону полочки над газовым камином, где хранился пепел дяди Морта. Он по крайней мере совсем не выглядел удивленным. Изображение глаза на урне с прахом разве что не подмигнуло.

— По-другому у нас не получалось, — объяснил я. — Поставщик не брался сделать ледяную скульптуру до четверга, а Кэнди должна использовать свои отгулы раньше, иначе они пропадут. К тому же мой свидетель сейчас в Южной Америке. Или в Центральной? Я не помню. До среды он не вернется.

— Ты только представь себе, Морт, — проговорила тетя Минни, опять поднимая глаза к полке над камином. — Маленький Ирвинг женится! А нас даже не пригласил!

— Тетя Минни! — с упреком произнес я. — Вы едете на свадьбу! Вот ваш билет на самолет. — Я подтолкнул к ней билет, и она воззрилась на него с изумлением.

— Довольно недорого, — с сомнением пробормотала она.

— Подержанные самолеты, — пояснил я. — Компания «Самолеты б/у». — Тетя Минни непонимающе смотрела на меня, тогда я напел рекламный слоган: — «Пусть птичка — не блеск, но дешев билет!»

— Вам, наверное, попадалась реклама, — предположила Кэнди.

— Мы не смотрим телевизор, дорогая, — ответила тетя Минни и похлопала ее по руке. — Ты хочешь, чтобы мы отправились в Миссисипи? Сегодня?

— В Алабаму, — поправил я. — И не сегодня, а не раньше среды. Нам надо пробыть здесь ночь вторника, чтобы получить бонус — бесплатный льготный билет для молодоженов в середине недели. Свадьба состоится в четверг в полдень. Значит, завтра мы займемся достопримечательностями Нью-Йорка, а из этого следует, что сейчас надо ложиться спать. Тетя Минни, вы читали мои письма?

Она махнула рукой в сторону нераспечатанной почты на каминной полке рядом с урной, где покоился прах дяди Морта.

— Вообще-то нет, — ответила тетя Минни. — С тех пор как умер твой дядя, я вроде как бросила это дело. Он ведь делал ножи для открывания конвертов, помнишь?

Разумеется, я помнил. К бармицве дядя Морт подарил мне такой нож (что весьма раздосадовало моих родителей, получивших точно такой же нож для открывания писем в качестве свадебного подарка). Когда я окончил школу, то получил от него еще один. Городской колледж — следующий нож. Дядя Морт хотел, чтобы я пошел в юридическую школу, и следовательно, подарил мне точно такой же нож к ее окончанию. Все они до сих пор у меня, абсолютно новые. На самом деле ими никто никогда не пользовался, ведь чтобы открыть конверт, специальный инструмент вовсе не нужен.

— Тетя Минни, я вам писал, а когда не получил ответа, несколько раз звонил, но вы никогда не берете трубку.

— Должно быть, я выходила выкурить сигаретку, — отозвалась она. — Ты же знаешь, как твой дядя относится к пассивному курению.

— Вы могли бы поставить автоответчик, — предложила Кэнди.

— У меня есть, — с достоинством ответила тетя Минни. — Морт купил его в «Фотографии» на Сорок седьмой улице, как раз перед тем, как она закрылась. — Она указала на маленький столик. И точно! Рядом с телефоном стояла маленькая черная коробочка. Мигал красный огонек.

— Там есть какие-то сообщения, — заметил я. — Видите, там мигает индикатор? Наверное, это от меня.

— Сообщения? — спросила тетя. — Никто не говорил мне про какие-то сообщения. Это же автоответчик. Я так понимаю, он должен отвечать на звонки. Я-то здесь при чем?

— А если кто-нибудь хочет с вами поговорить? — возмутился я.

Тетя Минни развела руками. Говорит-то она по-английски, а вот жестикулирует на идише.

— Кому нужно разговаривать со старой, одинокой женщиной?

Когда тетя Минни увела Кэнди наверх показать нашу спальню, я проверил автоответчик. Там было одиннадцать сообщений. Все от меня. И во всех говорилось, что мы с Кэнди прилетим в Нью-Йорк в свадебное путешествие и заберем ее с собой в Алабаму на свадьбу. И во всех была просьба перезвонить.

Я их стер.

Комната для гостей находилась в задней части дома, и из окна открывался вид на узкие дворы, где я играл в детстве. Казалось, я оглядывался на свою жизнь с высот среднего возраста (ну, почти среднего) и в буквальном смысле видел ее наяву. Вон заборы, по которым я лазил, виноград, который я воровал, закутки, в которых прятался. Вон там, через два дома, двор Стадса со старым кленом в углу. Домик, который мы на нем построили, все еще там. Вроде бы я даже вижу сквозь щели странный голубоватый свет. Там кто-то живет?

Распаковав вещи, мы с Кэнди отправились на прогулку, и я показал ей окрестности. Все выглядело как прежде, изменились только люди. Вместо ирландских и итальянских семей появились филиппинцы и мексиканцы. У родителей Стадса через два дома от тети Минни было темно, только в нижнем этаже горел огонек. Дом моих родителей в полутора кварталах на Четвертой Восточной стал теперь общежитием для таксистов из Бангладеш. Квартиры на Оушен-Парквей заполняли русские.

Когда мы вернулись к дому, тетя Минни сидела на крыльце и покуривала свой «Кент».

— Видели, как у нас здесь все захирело? А все эти иностранцы.