Отцеубийцы - Мария Вой Страница 43

– Тогда разбуди Шарку от ее забвения, как обещала. Или пособирай сплетни в лагере, как ты любишь. Что угодно, только не путайся у меня под ногами.

Она молча следила, как седая голова опускается к картам – Хроуст давал понять, что больше не собирается ничего слушать. Морра, спотыкаясь, вышла из палатки. Глумливое лицо Кирша возникло перед ней:

– Что, свобода оказалась не так сладка?

– Все равно вкуснее, чем твой хер, зайчик.

Но теперь Морра уже не была в этом так уверена.

Осаду Тршеботова Хроуст провел так, как она ему рекомендовала, – и, не приди на помощь Ольшан, все пошло бы коту под хвост. Хроуст, которого поначалу воодушевило освобождение Морры, с каждым днем охладевал к ней все сильнее, на радость Сироткам, и особенно Киршу. Неудачный прогноз, а теперь еще и Шарка, застрявшая в Изнанке… Да уж, для самой Морры у звезд был единственный прогноз: свое место у очередного трона она скоро потеряет.

– Еще будешь проситься обратно в мою постельку, кошечка, – гнусавил тем временем Кирш. – Только в этот раз я заткну тебя кляпом, как надо было сделать с самого начала. Чтобы ты могла только стонать, пока я…

– Ах, кто бы заткнул тебя! Что-то я не вижу Ольшана, гетман рвет и мечет! – нарочито громко, чтобы в палатке ее было слышно, сказала Морра – и Кирш, спохватившись, ушел прочь.

Баронесса уселась в тени ясеня, прячась от безжалостного солнца позднего июля. Лагерь раскинулся перед ней, оживленный и гудящий, как улей. Над ним вяло трепетали знамена с алым жуком, а рядом – новые, с иголочки, желтые флаги Митровиц. Но крылатый пес, освободивший Морру, не спешил ей на выручку; ни разу с тех пор, как освободил ее, Рейнар не протянул ей руки и не перекинулся с ней и словечком. Как все эти годы в Хасгуте, он избегал ее, а при встрече надевал маску равнодушия – и вряд ли это можно было считать обещанием покровительства.

Задумавшись, Морра не заметила, как к ней подскочила лохматая тень и, вывалив мокрый язык, принялась тыкаться в лицо. Только этот черный пес, но не крылатый и сотканный из мрака, а настоящий, совсем еще щенок, по неведомой причине радовался ее присутствию. Хотя все были ей рады, пока не узнавали поближе…

– Эй! Это не тебе! Пусти его, жадная ты морда!

Морра упрямо вцепилась в щенка. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось слышать этот голос, который некогда приказал бросить ее в темницу в Козьем Граде. Латерфольт схватил щенка за лапу и принялся оттаскивать от баронессы.

– Это Кнедлик! Я одолжил его у стрелков Петлича. Отличная же идея?

– Идея? – переспросила Морра.

– Идея? – передразнил Латерфольт и, видя, что до нее не доходит, с деланым раздражением закатил глаза: – Приведем его Шарке. Она любила собак, у нее в захолустье была целая свора. А его еще и зовут Кнедлик. Больше, чем меня, Шарка любит только…

– Все.

– Собак и кнедлики, пани магистр.

Морра выпустила Кнедлика из рук – щенок, забыв о ней, бросился в объятия хохочущего хинна. А ведь идея и впрямь неплоха… Но не та – другая, которая завладела Моррой, пока она рассматривала смуглое лицо с острыми скулами, подпорченными оспинами. Играющий с щенком Латерфольт, не озабоченный военными делами, показался ей простым и легким, в отличие от Хроуста, Рейнара и всех остальных.

– Латерф, это отличная идея, – прошептала она, и егермейстер захохотал:

– О, меня похвалила сама баронесса! Этот день войдет в историю!

Она улыбнулась в ответ и открыла было рот, как вдруг почувствовала на себе чью-то широкую тень.

– Латерф.

Еще один пес – но этот уже не бросится облизывать ей лицо и уж тем более визжать от восторга. Латерфольт отпустил щенка, нахально откинулся на спину и фыркнул:

– Чего тебе, величество?

– Твои хинны столпились там, на конюшне, как стадо баранов, а ты нежишься с… песиком? – Рейнар, как и Хроуст, был раздражен. Что его злит? Латерфольт или что-то другое? Может, меньше всего на свете Рейнар ожидал, что играть с щенком Латерфольт будет в компании Морры? Но большего ей не удалось прочитать по его хмурым бровям. Латерфольт разразился ругательствами, подхватил Кнедлика за ошейник и покорно поплелся за Рейнаром обратно в лагерь.

Морра снова осталась в одиночестве – но на сей раз вместо отчаянья ее переполняла досада. И как она сразу не заметила этой возможности, пока та вертелась прямо перед ее носом? Однако за досадой пришло предвкушение легкой добычи.

С площадки башни открывался приятный вид на городишко. В Хасгуте Морре доводилось видеть куда более впечатляющие закаты. Солнце отражалось там в витражах и черепице, словно город тонул в огне без дыма. Но здесь, в Тршеботове, никаких витражей и черепицы не было, и ничего не мешало солнцу безраздельно блистать в роскошном алом одеянии.

Привалившись спиной к бойнице, Латерфольт тоже любовался закатом. К Морре он не повернулся, но вот Кнедлик у его ног дернулся и подполз к ней на брюхе. Хвостом щенок вилял вяло, словно разочарование Латерфольта пригибало его к земле.

– Ты не виноват, – Морра ласково потрепала щенка за ухо.

– Да, ты не виноват, дружище, – Латерфольт обхватил Кнедлика за шею и поцеловал в лоб. – Черт, я так надеялся, что получится! Ты видела ее? Она и бровью не повела! Как будто мы принесли ей камень.

– Мы что-нибудь придумаем, Латерф. – Баронесса протянула ему флягу. Он, не раздумывая, взял пойло и поморщился, сделав большой глоток.

– С каждым днем в ней все меньше Шарки и все больше твоего Свортека, – сипло сказал он. – Я никак не ожидал, что мне придется делить со Свортеком постель. Фу! – Его перекосило, на сей раз не от настойки. – Хотя, наверное, ты была бы в восторге.

– Какой же ты грубиян! Мне тоже горько видеть Шарку такой. Я люблю ее не меньше, чем ты.

Латерфольт язвительно рассмеялся и снова сделал глоток. Когда он заговорил, голос его дрожал: настойка делала свое дело.

– Не нам говорить о любви. Не мне, не тебе, не кому-либо здесь…

«Это оно», – почувствовала Морра и взяла Латерфольта за руку. Он не отодвинулся: пальцы обмякли, позволяя Морре изучать каждую мозоль и шрам. Ничто не переменилось в его лице, и он по-прежнему на нее не смотрел. Кнедлик отскочил, увлеченный птичкой на бойнице; рука Латерфольта упала на пол, но Морра подхватила ее, устраиваясь поближе.

– Я знаю, что ты делаешь, – сказал Латерфольт. – И догадываюсь зачем. И мне это не льстит. Ты вообще с кем-нибудь спала по любви?

– Ты сам сказал, что любви здесь не место. Но с тех пор, как меня вытащили из темницы, куда ты меня кинул, я сумела рассмотреть тебя поближе.

Она шептала в пахнущие костром волосы, с удивлением ощущая прилив острого, не наигранного возбуждения. Никогда раньше на ее ласки не отзывались с таким равнодушием – и это неистово волновало.