Агент - Валерий Большаков Страница 42

Газета «Одесские новости»:

Десантное подразделение полковника Туган-Мирзы-Барановского, состоявшее из Сводно-драгунского и Крымского конного полка, набранного из студентов, русских хуторян, немцев-колонистов и крымских татар, высадилось под Одессой. Поддержанному с моря силами тяжелого крейсера «Царъград» и линкора «Император Александр III» десанту удалось закрепиться на плацдарме от косы Сухой Лиман до мыса Большой Фонтан.

Полки, разбитые на две колонны, на подводах и верхом, наступали на Одессу. 1-я колонна продвигалась по берегу через Аркадию, Французский бульвар, Ланжерон к центру города. 2-я колонна занимала восточную часть Одессы, от улицы Пушкинской до рабочих районов — Молдаванки, Слободки, Пересыпи, — выходя к вокзалу.

3-я пехотная и 2-я кавалерийская дивизии 12-го корпуса австрийской армии отступили, неся потери, и сдали город Белой гвардии.

Освободителей встречали цветами, громадные толпы народа кричали: «Ура!», «Слава белым орлам!», «Хлеб-соль!» — а во всех церквах раздавался благовест…

Весело гомоня, «комсомольцы-добровольцы» [105]вышли к подножию кургана. Ленин медленно спускался по тропинке, стараясь не шевелить плечом и не поводить шеей.

— Здравствуйте, Владимир Ильич! — возликовала молодёжь.

— Здгавствуйте, здгавствуйте, — заулыбался вождь, щуря глаза с монгольской хитринкой. — Это и есть ваши гвагдейцы? — обратился он к Авинову.

— Не мои, — улыбнулся тот, — товарища Камо.

— И не мои! — весело запротестовал Тер-Петросян. — Они ваши, дорогой Ильич!

Комсомольцы загалдели, горячо поддерживая и одобряя своего наставника.

— Нас немного, зато самый отбор!

— Лучше маленькая рыбка, — пошутил Ленин, — чем большой таракан!

— До дому? — поинтересовался Кирилл у Владимира Ильича.

— Да уж больно погода хогоша, — засомневался тот. — Воздух, воздух какой чудесный! Побудешь пару часов в лесу, надышишься на целую неделю! Пгогуляюсь ещё, пожалуй.

— А мы проводим! — хором ответили молодые.

Смеясь и переговариваясь, все потопали по дорожке к Большому пруду. Авинов, шагавший рядом с Камо, тихо сказал ему:

— Будьте наготове, Симон Аршакович, свердловцы близко. У прудов их пост и пулемётное гнездо.

— А мы всегда наготове, дорогой! — хищно оскалился Тер-Петросян.

Трое чекистов появились совершенно неожиданно — вышли из-за деревьев на берег пруда и перегородили путь.

— Кто такие? — громко поинтересовался старший из них, совершенно седой, хотя и моложавый мужик. — Посторонним здесь находиться запрещено!

Демонстрируя свою готовность, он положил ладонь на рукоятку кольта.

— Это мои гости, товагищ Воронин, — жёстко ответил Ильич, — и я буду сам гешать, кто тут посторонний, а кто нет. Ясно вам?

Седой отступился — авторитет Ленина был громаден, — но всё же пробурчал:

— У меня приказ — никого не впускать…

— …И никого не выпускать, да? — подмигнул ему Камо.

Воронин сердито засопел. Его молодые напарники растерянно переглянулись.

— А вы нас прогоните! — предложил Ваня Шулепов, курносый и скуластый паренёк лет восемнадцати, со светлым чубом, падавшим ему на глаза.

— Нет, знаете что? — воскликнул Вася Прохоров, краснолицый здоровяк, державший в руках бутылку с недопитым молоком. — Давайте устроим соревнования? Вы же стрелки? Ну вот!

Вылив в себя остатки молока, он облизнулся и сказал:

— Попробуйте-ка, попадите!

С этими словами Прохоров высоко подкинул пустую бутылку. Кувыркаясь, сосуд взлетел над Большим прудом. Рисуясь, Воронин выхватил револьвер и выстрелил. Со второго раза он расколотил бутылку пополам.

Аня Новикова тут же вскинула маленький браунинг. Два выстрела слились в один, а горлышко с донышком разлетелись стеклянным сеевом.

— Моя школа! — гордо сказал Камо, и «молодая гвардия» шумно потопала своей дорогой, обходя растерянных свердловцев, как статуи.

Отойдя подальше, Авинов покачал головой.

— Вот что, хлопцы та девчата, — сказал он очень серьёзно, — этих дядей из ЧК тщательно отбирали, все они хорошо обучены и просто так не уступят…

— Мы — коммунисты… — вякнул было Рома Разин.

— Они — тоже! — отрезал Кирилл. — Просто по-своему понимают свой долг перед партией. Поэтому по одному не ходить, только втроём, девушек сопровождать…

— Мы и сами можем за себя постоять! — возмутилась Асмик Папьян.

— Молодцы, — холодно сказал штабс-капитан. — А теперь запомните: вы сюда прибыли не для того, чтобы героизм проявлять. Ваша задача — постоять за товарища Ленина!

— Он прав, Асмик, — негромко проговорил Камо.

Девушка надулась. Владимир Ильич лукаво посматривал на молодёжь.

— И запомните, — по-прежнему холодно сказал Кирилл. — Здесь не шашкой махать надобно, а работать: дежурить по ночам, смотреть в оба, никого не подпускать к Ильичу. Ходить за продуктами для него — к деревенским или к латышам, варить обеды с ужинами. В этом наш долг, понятно?

Комсомольцы, хоть и кривясь, но закивали головами, как китайские болванчики.

— Всё равно, какая гадость! — поморщилась Ася Литвейко, зеленоглазая и рыжеволосая русалочка. — Беречь Владимира Ильича от своих же!

Ленин жизнерадостно хихикнул.

— А так всегда было, барышня! — сказал он. — Или вы думали, что политическая борьба обязательно идёт вовне? Увы! Самые тяжёлые бои случаются как газ внутри пагтии! Ах, как бы было хорошо — идти впегёд сплочёнными рядами! Не получается! Все идут не в ногу. И ты бьёшься, бьёшься, доказываешь свою пгавоту, выступаешь пготив белоручки Плеханова, размежёвываешься с меньшевиками, изгоняешь из Советов эсегов с анархистами…

Ленин махнул рукой — и поморщился, крякнул.

— Осторожнее! — нахмурился Авинов.

— Забываю… — виновато вздохнул Ильич. — В политике, багышня, нам всем нужно иметь не только горячее сердце, но и холодную голову, иначе всегда есть опасность остаться в дугаках… Вот в чём гвоздь!

Пройдя анфиладами Большого дома, комсомольцы словно оживили усадьбу, наполнили её шумом и гамом. Парни открывали солдатские «сидоры», вытягивая на свет божий картошку, крупу, тушёнку, буханки чёрного хлеба. Вася, став на колени, разжигал примус, а Коля Ермаков, очень серьёзная личность в очках, гордо держал медную кастрюлю. Очки у него вечно сползали на нос, и Коля постоянно поправлял их, тыкая пальцем в дужку. Дабы оживить процесс чистки картошки, Ермаков затеял диспут о классово чистой пролетарской культуре.