Реванш Генерала Каппеля - Герман Романов Страница 42

Имя бронированного колосса отозвалось тягучей болью в душе – ведь еще в октябре войска ВСЮР, как тогда всем казалось, неудержимым валом катились на древнюю русскую столицу, во исполнение подписанной им самим «Московской директивы». И эйфория ошеломляющих воображение побед с богатыми трофеями, с триумфальным звоном замоскворецких колоколен, что слышался в душах, внезапно закончилась жестоким ледяным душем катастрофического поражения…

«Не будь самой первой телеграммы от адмирала Колчака, я бы до последнего попытался удерживать Терско-Дагестанский край. И тем самым потерял его, и, в конечном итоге, Кубань с Новороссийском. А так есть шансы переломить ситуацию... Пока еще есть!»

Тихорецкая - стратегический узел железных дорог Северного Кавказа. От нее линии шли на север – к занятым красными Ростову-на-Дону и Царицыну. На юг к Екатеринодару, на восток, через Армавир, Минеральные Воды, Грозный к Петровску и дальше до Баку. Именно последнее направление подвергалось постоянным нападениям разных многочисленных банд и отрядов «красно-зеленых» партизан, чьи ряды постоянно пополнялись дезертирами, бежавшими из белой армии уже толпами. От налетов многочисленных шаек горцев страдали не только поезда и города, в постоянной опасности находились жители казачьих станиц по Тереку.

Потому Тихорецкую главнокомандующий решил оборонять до последней возможности прибывающими из Дагестана весьма скудными резервами, которые сразу же вливались в Алексеевскую бригаду по мере их прибытия. В самое ближайшее время два ее стрелковых полка должны пополниться тремя тысячами солдат и стражников, собранных по городам Северного Кавказа. А также мобилизованными в городе Армавире и его окрестностях горожанами и учащимися, включая «иногородних», у которых к кубанским казакам все чаще стала проявляться уже отнюдь нескрываемая неприязнь.

От прежней порочной практики, по которой наиболее боеспособные «цветные» дивизии выделяли сильные кадры для формирования новых соединений, возрожденных пехотных дивизий и полков императорской армии, решено было отказаться в январе. Тогда армии ВСЮР всего за два месяца откатились от Курска, Харькова и Воронежа до Ростова, Одессы и выжженного солнцем Крымского перешейка. В результате хаоса несчастного отступления новые, спешно формируемые части, будучи полностью «сырыми», показали низкую боеспособность, практически сразу же потеряв большинство личного состава пленными и дезертирами. «Старые» дивизии, проведшие два года в непрерывных боях с красными, и бригада, носящие имена погибших за Белое Дело генералов Корнилова, Маркова, Дроздовского и Алексеева, серьезным образом оказались ослаблены вредным выделением из своих рядов надежных проверенных кадров.

Теперь шел обратный процесс – офицеров и солдат из жалких остатков расформированных соединений и частей отправляли в три сражавшиеся под Ростовом дивизии Добровольческого корпуса (почти 30 тысяч солдат и офицеров) генерал-лейтенанта Кутепова, в чьей стойкости Антон Иванович никогда не сомневался. Вот только показанная «добровольцами» доблесть ситуацию на фронте изменить не могла. Красные надавили на Донскую армию с северо-востока и прорвались к Батайску, заходя в тыл «цветным» дивизиям, которым сегодня отдан приказ о подготовке к отходу от рубежа Дона, по которому уже начался весенний ледоход, на позиции вдоль реки Ея, от Ейска до Шкуринской станицы.

На новом рубеже в дивизии должны были влить пополнения из упраздненных частей. Многие тыловые города, особенно, такие как Екатеринодар и Новороссийск, буквально кишели офицерами, уклоняющими от фронта под любыми надуманными предлогами, навести там порядок, никак не удавалось. Исправить вопиющую ситуацию главнокомандующий рассчитывал с помощью жесткого и решительного командира «добровольцев». Генерал Кутепов недавно настоял перед ним о немедленной отправке в тыловые районы специальных мобилизационных и карательных команд, набранных из надежных офицеров и солдат, выделенных из рядов «цветных» дивизий. Они являлись той самой опорой в стремлении навести, наконец, необходимый порядок на оставшейся под контролем белых властей территории. Однако сейчас Антон Иванович понимал, что с принятыми мерами он запоздал…

Донские казаки должны были держать оборону от Шкуринской, через Кущевскую до Егорлыцкой станицы. И пусть донцов было больше (40 тысяч офицеров и казаков), чем «добровольцев», но фронт у них более растянутый, с открытым для вражеских ударов правым флангом. Однако три четверти донских частей являлись конными, что позволяло им активно маневрировать по начавшей раскисать степи, поддерживать менее стойкие духом пластунские бригады и вести успешные бои с массами большевицкой кавалерии – это показали недавние сражения под станицей Ольгинской и Батайском. После них и красные тоже сделали должные выводы - свои подвижные дивизии они поспешили свести в Конную армию, во главе которой поставили бывшего вахмистра Буденного, а одним из двух корпусов командовал казачий урядник Думенко. И вот эта вся большая масса кавалерии уже рвалась на Ставрополье (где повсеместно царил «большевицкий душок»), грозя окончательно разорвать сообщение белых войск по железнодорожной магистрали, что шла от Азовского к Каспийскому морю, и тем самым полностью отсечь Терское казачье войско от Кубанского.

Однако другое обстоятельство вызывало тревогу главнокомандующего. Река Ея была естественной исторической границей между самыми крупными казачьими войсками. И как поведут себя дальше донцы, покинув южные последние станицы родного войска, представлялось весьма смутно. Их боевой дух был бы основательно сломлен еще две недели тому назад, если не пришло обращение к ним Верховного Правителя адмирала Колчака из далекой Сибири, которое несколько приободрило донских казаков, вселило в их сердца надежду, воодушевившее на продолжение борьбы.

Войсковой атаман Богаевский с командующим Донской армией Сидориным буквально на ходу сейчас проводили реорганизацию, сводя корпуса в полнокровные дивизии, а бригады в полки, а то и в дивизионы. Вот только что делать с десятками тысяч беженцев, что вереницами повозок, арб и телег тронулись с Дона, никто в Екатеринодаре не знал. Со станичниками также ушли из северных степей многие тысячи калмыков (серьезно опасавшихся мести красных), заполонивших дороги табунами коней, верблюдами и отарами овец. Все эти толпы требовалось как можно быстрее отвести за Кубань, дабы они не стали самой серьезной помехой.

Кубанское казачество, прижимистое и эгоистичное по своей малороссийской натуре, только сейчас опомнилось и стало более радушно привечать ушедших перед большевистским нашествием своих «старших братьев». Вот только его сочувствие было той самой пресловутой каплей в море людского горя – требовалась не помощь отдельных сердобольных станичников, а самая широкая поддержка со стороны правительства, Рады и всего войска.

- Глупцы не понимают, что отсидеться за нашими спинами не выйдет! Ведь придут красные, и тогда им все припомнят. Неужели для них урок «вешенцев» не впрок воспринят?!

Главнокомандующий испытал приступ гнева, который нахлынул на него от размышлений о делах местных «самостийников». Осенью они развалили Кавказскую армию, большинство частей которой составляли именно кубанские казаки, которые массами стали уходить в родные станицы, практически полностью оголив фронт. И лишь ценой неимоверных усилий, сделав уступки войсковому правительству, недавно началось формирование сразу трех кубанских корпусов из двух конных дивизий каждый, а также нескольких пластунских бригад. Вот только разбежавшиеся по «ридным хатам» станичники не горели желанием снова идти на войну, попав под разлагающую агитацию своих депутатов из «самостийников» Рады, что безумно рубили сук, на котором сами сидели…