Путь Самирана - Максим Лагно Страница 42

Водилы громко смеялись и харкали под ноги после каждого глотка. Неужели — бухали?

Сделав последний глоток, мой водитель направился к акрабу, в который заходили слуги и служанки. Его штормящая похода не оставляла сомнений в содержимом кувшинчика.

Сказал что-то стражнику. Тот вытянул копьё, останавливая погрузку рабов. Водитель распахнул халат. Сверкнули серебряные грани, пересыпаемые в ладонь стражника. Не застёгивая халата, водитель поправил тюрбан и медленно пошёл вдоль рядов со слугами.

Стражник указал копьём на одну служанку и что-то сказал. Водитель подошёл и ощупал её. Потом кивнул и резко схватил служанку за руку. Рабыня слабо вскрикнула.

Все рабы настолько приучены молчать и повиноваться, что никто не шелохнулся. Водитель потащил служанку в сторону колонны. Остальные водители громко закричали:

— Давай её сюда! Щас посмотрим, что прячется под покровами!

Хаки Энгатти с интересом следил за происходящим. Даже деловито прокомментировал:

— Служанка уже принадлежит человеку. Этот водитель акраба нарушает право собственности.

Служанка упиралась всё сильнее и сильнее. Водитель так дёрнул её за руку, что она упала на каменные плиты. Разозлившись, водитель пнул Служанку в живот. Она снова тихо, вскрикнула и скрючилась, не пытаясь подняться.

От резкого движения тюрбан свалился с головы водителя, открывая плешивую голову. Пока он поднимал тюрбан, на помощь пришли другие водители. Подхватив молчаливо извивающуюся Служанку за руки и ноги, понесли её к постаменту колонны.

— Что они делают… — растерянно спросил я.

Хаки иронично поглядел на меня:

— Самиран, ты разве не знаешь, что могут делать мужчина и женщина?

— Над нею совершают насилие!

— Э-э-э… ну, да. И что? Пусть она не сопротивляется, не будут бить.

— Как что? Неужели Прямой Путь не покарает их?

— За что? — искренне удивился Хаки. — Хотя да. Служанка — чужая собственность. Если её хозяин захочет связываться с этими бездельниками, может и покарать.

Ещё вчера я был свидетелем резни во дворце Карехи. Кровь лилась рекой, а кишки людей путались в моих ногах. Но это побоище не произвело такого душевного потрясения, как насилие над беззащитной рабыней, которая даже не осмеливалась кричать. Ибо кто придёт на помощь рабыне в городе, где её даже за человека не считают?

— Чё встали? — заорал стражник на остальных слуг и служанок. — Хозяева ждут вас.

Рабы мгновенно тронулись с места и полезли в акраб.

Тем временем водители разложили служанку на каменном постаменте, придавив коленями её руки и ноги. Кто-то начал разматывать нижнюю часть её тряпок, открывая смуглые ноги молодой девушки.

Она наконец тихонько заговорила на неизвестном языке. По интонациям можно понять перевод — она умоляла.

— Чё ты там лопочешь, грязное животное? — крикнул один водитель и с размаху ударил кулаком по замотанному тряпками лицу служанки.

Она замолчала. На серой ткани проступило тёмное пятно крови.

Мой пьяненький водитель, наконец, справился со своим тюрбаном и побежал к колоне.

— Эй, я за неё заплатил! Я первый!

Я отвёл взгляд. Потом посмотрел вверх. Крылатый лев на вершине колоны наблюдал всё это. Расправив мощные крылья, он как бы летел в белых облаках, мелькающих на Дивией.

* * *

Я не был смельчаком. Но и не считал себя трусом. Правда, я был намного смелее, если дело касалось меня. Когда мне что-то угрожало, я проявлял и смелость и решительность. Смелость загнанной в угол крысы.

Сейчас иное.

Я искал себе оправдание и нашёл: в конце концов, я в теле хилого пацанчика! Вот будь я в своём теле…

Или вот ещё оправдание: что я могу сделать против толпы водил? И должен ли вообще вмешиваться? Ведь я ничего не знаю о культуре Дивии. В случае с пьяными насильниками — ничего не знаю о её бескультурье.

Мне стало стыдно за эти оправдания. Даже сделал два шага в сторону колонны.

Хаки ухватил меня за локоть и показал в сторону акраба со слугами и служанками:

— Смотри, смотри, что происходит!

Один раб вдруг выскочил из экипажа и, не обращая внимания, на окрики стражника, побежал на помощь служанке. На бегу он сорвал со своего лица тряпки. Оказался молодым человеком со смуглой, как у служанки кожей. Вероятно, они были представителями одного народа.

Гневно выкрикнул что-то на своём языке и налетел на водителей. Одного оттащил от девушки, другого пнул, а моего водителя дважды ударил кулаком в лицо. Водитель зашатался и рухнул. Золотистый тюрбан снова свалился с его головы и размотался.

Водитель тут же поднялся, держась за нос — сквозь пальцы потекли струйки крови.

— Ты… оно… это животное ударило меня!

Толстый стражник, как и Хаки, с весёлой улыбкой наблюдал потасовку.

— Он меня ударил! — продолжил вопить водитель. — Стража!

— Видел, видел, — рассмеялся стражник. — Нормально так вдарил по тебе, грязный пьяница.

— Вот весело! — засмеялся Хаки. — Будто «Игру Света» смотрю.

Из-за неожиданного нападения насильники отпустили девушку. А молодой раб закрыл её своей спиной, и, размахивая кулаками, кидался на водителей, вынуждая тех отбежать подальше.

— Слабаки, — крикнул им Хаки. — Пятеро людей против одного слуги, да и то обмочились!

Водитель подобрал развязавшийся тюрбан и подскочил к стражнику:

— Выполняй своё предназначение! Слуга открыл лицо! Как ты это терпишь? Ты защищаешь Путь или нет?

— Ладно, умолкни, пьяница, — отозвался стражник.

Отодвинув рукой водителя, перехватил древко копья и направился к Слуге и Служанке.

— Ты зря открыл своё грязное лицо, — крикнул он парню. — Теперь тебя ничего не спасёт.

Сжав кулаки, молодой раб ждал приближения стражника. А Служанка, кое-как замотав оголённый низ, бросилась в ноги стражнику:

— Не делать! Просить не убить брат! Моя согласиться. Пусть другие делать, что хотеть. Не убить брат!

Стражник молча отпихнул её ногой и поднял копьё.

Молодой раб заревел и бросился на стражника. Конечно, тут же напоролся грудью на остриё — оно вошло в человека, как иголка в пластилин. Несколько секунд раб ещё пытался бежать и размахивал кулаками, стараясь дотянуться до стражника. А тот держал вес его тела на копье без малейшего усилия.

Когда тело раба обвисло, стражник без усилия поднял его и отбросил с площадки, как дачники перебрасывают граблями охапку жёлтых листьев.

— Военная закалка, — уважительно сказал Хаки. — Даже у этого жирного глупца она сохранилась.