Клёст - птица горная - Анатолий Ключников Страница 42

Ракеты представляли собой трубы, скатанные из многослойной бумаги, состоящейиз скленных между собой тонких листов. Верхушка ракеты сужалась до острия, а по бокам крепились направляющие крылышки, тоже из плотного картона. Летала такая «труба» за счёт большого медного горшка с высоким горлом, тонким у основания и резко расширявшимся к верху. Летал такой «горшок», вставленный в «трубу», наоборот, кверху дном, выбрасывая дым из горла.

Самые заманчивые цели — шатёр командующего и деревянные механизмы орудий, но, судя по разбросу точек падения, точность попадания на такой большой дистанции зависела исключительно и только откаприза богов: сгорело лишь два орудия да одна смотровая вышка, а шатёр Старика, хоть и был порядком изрешечен, остался несгоревшим.

Те, кто погиб в давке в траншеях, и вовсе приняли глупую смерть, поскольку возле них ни одной ракеты не упало.

Но все эти нюансы — это потом, потом! Сейчас нужно посмотреть, что там с моими подопечными…

Химики все были живы. По крайней мере, из моей «ближней» четвёрки — все. Сейчас они, словно очумевшие от дыма тараканы, сползались все к одной телеге, на краю которой восседал Философ. Похвальная дисциплина, вот только проклятый Философ уже успел засмолить какую-то явно запрещённую хрень.

Я, набрав в грудь побольше воздуха, хотел начать осыпать их всех солдатской бранью, но в этот момент вдалеке, на вражеской стороне, призывно затрубил рог, выводя тягучие руллады. И началось вражеское наступление.

Мы все повернули головы на ту сторону и увидели, что вражеская пехота развёрнута в плотные, строгие шеренги, а не расслабляется возле своих палаток. И эти шеренги неумолимо, в ногу, как на параде, двинулись в нашу сторону, ощетинившись лесом задранных пока вверх копий и гордо подняв боевые штандарты, лениво развевающиеся на утреннем ветерке.

Эта монолитная сплочённость и самоуверенность резко контрастировала с тем, что творилось на нашей стороне, где валялись бесполезные и ко всему равнодушные трупы, орали и ругались раненые, которым оказывали помощь и полковые лекари, и свои товарищи, кого-то перевязывая, кого-то оттаскивая в полковые лазареты; где бродили ошеломлённые, растерянные бойцы и заблудившиеся лошади. Белый кислый дым стлался по земле, от него першило в горле; догорали мелкие очаги «негасимого огня», беспощадно чадящие.

— Философ!!! — я заорал ему прямо в ухо, опасаясь, что он тоже оглушённый и, возможно, невменяемый от дозы курева. — Ты меня слышишь?!!

— Конечно, слышу, и не нужно так кричать, — ответил тот спокойно, глядя в даль мутными глазами.

— Что у вас есть?! «Негасимый огонь»? Горшки с порохом?

— Есть. Сейчас, для обороны, лучше всего смесь пороха и шрапнели, но наши умники дали очень мало: мол, мы обороняться не будем, мы будем вражеские города штурмовать… идиоты.

— Всем понятно?!! — гаркнул я на остальных химиков. — Все горшки с порохом — к бою!!! Все, какие есть!!!

— Против пехоты горшки с одним только порохом — неэффективны, они хороши только стены ломать, — возразил мне какой-то умник.

Я врезал ему пощёчину — несильно, чтобы не потерял сознание от избытка чувств:

— Выполнять приказ, мать вашу так!!!

Вращаясь несколько лет в научной среде, я сделал вывод, что для учёного человека есть только один авторитет — твёрдое слово. Ещё лучше, если оно подкреплено зуботычиной.

— Приводить горшки в боевое состояние!!! — добавил я и помчался к соседям — расчётам боевых машин.

Самыми ближайшими оказались бойцы, обслуживающие требушеты. Они находились примерно в такой же прострации, как большинство легионеров. Сейчас я буду приводить их в чувство…

— Доложить обстановку!!!

— Так это… обстреляли нас… враги наступают!

Хрясь по морде:

— Кто командир расчёта?!!!

— Я! — вытянулся солдат, производящий впечатление самого умного.

— Почему не заряжаете?! Вы что, не видите, что враги наступают?!

— Так это… приказа не было!

Этого бить не будем, просто схватим за грудки и потрясём, как грушу:

— Вот тебе приказ: заряжай, сволочь! Стрельба — по готовности, без указаний! Или пойдёшь под суд за предательство! Понял?!

— Да!

— «Так точно»!

— Так точно, понял!

— Где командир вашего отряда?!!

— Лейтенант? Это… там… ага — вот он, видите? — и показал пальцем.

Я побежал к указанному офицеру, а за моей спиной послышалась деловая команда на заряжание. Правда, в чашу бросилисьзакладывать глыбыкамней, но это мы сейчас исправим…

— Господин лейтенант?! — крикнул я и ухватил офицера за рукав, видя, что он не в себе. — Господин лейтенант!

— А? Что?

Мда, сильная контузия. Лицо и руки испачканы кровью, хотя внешне раны не видны. Может, это чужая кровь? — всякое может быть. А вот следы ожогов на ноге и руке — это явно свои. Ожоги от «негасимого огня» — глубокие, проникающие, вызывающие болевой шок. Но мне это сейчас, как ни странно, даже на руку:

— Я от Старика!!! Приказано немедленно заряжать все орудия горшками с порохом!

Даже тяжело раненый, этот достойный офицер не утратил остатки соображения:

— Даже стеноломами?! Против пехоты?

— Лейтенант, ты идиот?!! — я, не чинясь, ухватил его за плечи и затряс. — Ты что, не видишь ситуацию?! Нас сейчас растопчут, как детей, а тебе стеноломы жалко?!! Исполнять!!! Дай пять человек на помощь химикам — горшки таскать…

— Слушаюсь! — прохрипел офицер и принялся командовать.

Между тем ситуация изменилась: у противника сорвалась в атаку кавалерия. Когда я закончил «утрясать» командира орудийного отряда, их всадники как раз обогнали свою пехоту и неудержимой лавой надвигались на наш потрёпанный 5-й легион. К чести оного нужно сказать, что его кавалерия, не попавшая под основной удар ракетами, боле-мене оправилась и бросилась на встречный бой, который дал нам такое нужное время, чтобы прийти в себя.

Я, наладив взаимодействие орудийной прислуги и химиков, бросился назад, к шатру командующего, чтобы из первых рук получить представление, какие и куда рассылаются приказы. К своему ужасу и отчаянию, я увидел, что ситуация там ничем не лучше, чем в остальных подразделениях: караул топчется в полном смятении, а тысячники тоже в полной прострации.

Одна из смотровых вышек пылает, а на другой никого нет, и охраны тоже нет никакой. Я тут же взбежал по лестнице вверх на несколько пролётов и увидел начало сшибки нашей конницы с ледогорской. Ну, или то, что можно назвать сшибкой, если учесть, что с одной стороны конная лава надвигается ровным строем, дружно выставив пики, а с другой идёт хаотичная волна, где пики — едва ли у каждого третьего, а остальные машут мечами. При этом с нашей стороны многие всадники — без щитов, а иные — и вовсе в чём мать родила, хотя, казалось бы, приказ был дан давно и единым для всех: сразу после побудки ношение брони — обязательно, а половина личного состава обязана и ночевать в броне, посменно…