Колесо сансары - Владимир Контровский Страница 41

Жерара прошиб холодный пот. Он чувствовал, что прав, прав в своей невероятной догадке! Хотя даже ему, человеку с непредвзятым отношением к паранормальным явлениям, признающему как факт существование Непознанного, такое давалось отнюдь не просто.

Ну хорошо, предположим. И что из этого? Никаких подтверждений того, что находка испускала какой-то призывный сигнал, у него нет, а коллеги давно уже косо посматривают на Рану, обвиняя его в несерьёзном отношении к науке. А сам амулет? Чем не материальный объект? Его-то ведь можно надлежащим образом исследовать в лаборатории!

Профессор снова достал свою находку и тщательно оглядел её, поднеся к настольной лампе. Интересно… Что же это за камень такой? Изделий древних мастеров Рану повидал предостаточно, и в камнях разбирался - профессия обязывала. А может, это и не камень вовсе, а какой-то сплав металлов или даже что-нибудь пластмассово-синтетическое? И как странно выглядит этот камень: кажется, что в нём нет глубины, взгляд уходит внутрь до бесконечности. Нет, находка определённо интересна! И цепочка - тонкая, но совсем не кажущаяся непрочной. Жерар осторожно потянул за неё: да, разорвать эту паутинку (металлическую? или тоже непонятно из чего?) отнюдь непросто. И ещё: амулет холодный, такой, каким и положено быть вещи - не светит и не греет! И где же тут, позвольте спросить, тот таинственный тёплый лучик? Уснул он, что ли?

Ощущая настоящий азарт, Рану порылся в сумке, нашёл бархатную коробочку (он всегда таскал с собой такие, это стало привычкой, - в ювелирную тару удобно укладывать мелкие, но ценные находки) и осторожно положил загадку на мягкую подушечку. Защёлкнул крышку, бережно опустил коробочку во внутренний карман куртки и застегнул "молнию" на кармане.

А потом, когда профессор археологии всё-таки заснул, ему приснился странный сон.

…Ночь, и звёздное небо над головой (давным-давно, тысячи и тысячи лет назад!), и какое-то древнее городище (вроде бы где-то в Азии, ну да, в Междуречье, - откуда ему это известно?), и река неподалёку (он чувствовал её влажное дыхание), и камень под ногами (холодный и жёсткий камень под подошвами). Он (да-да, именно он, Жерар Рану, только в каком-то ином обличии!) на вершине ступенчатой пирамиды… И падающая голубая звезда, наискось пересёкшая чёрное небо. Звезда упадёт не здесь, а далеко на западе, на берегу Великого океана, готового проглотить Великую страну… И там упадёт то, что лежит сейчас в кармане его куртки - в аккуратно застёгнутом на "молнию" кармане - Амулет…

А затем звёзды погасли, и профессор не сразу сообразил, что нет больше ни древнего города, ни пирамиды, и что вообще он уже не спит, а бодрствует и напряжённо вглядывается в темноту своей комнаты, словно силясь отыскать там ускользающее видение. Что это было? Неужели реинкарнационная память, та самая, о которой он столько слышал и читал, но в реальность которой особо не верил, несмотря на всю свою непредвзятость?

Жерар уже знал, к кому он обратится в первую очередь - к Марселю Прево. Этот человек не станет с ходу высмеивать Рану, а выслушает его предельно внимательно и посодействует на предмет технической экспертизы. Хорошо всё-таки, что на свете есть такие люди, как мсье Прево!

* * *

Цветы для Анн-Мари Жерар купил в маленьком магазинчике на бензозаправочной станции, находившейся прямо за поворотом дороги, недалеко от выезда с магистрального шоссе. Магазинчик торговал всякой мелкой всячиной, которая могла понадобиться спешащим по шоссе по своим неотложным и очень важным делам автомобилистам.

Пока рабочий в чистом комбинезоне заливал бензин в желудок его изголодавшегося "рено", сам владелец машины не спеша выбрал букет, расплатился и привычно пробежал глазами по ценникам. Старые добрые франки… Совсем уже скоро, после Нового года, в обиход войдут новые деньги - наличные евро. Жерар, как и большинство европейцев, чистосердечно недолюбливал доллар и приветствовал введение единой валюты, но каково будет той же мадам Рану и другим француженкам среднего и тем более старшего возраста? В силу простого человеческого консерватизма они долго ещё будут пересчитывать цены в евро на привычные франки и сетовать по поводу дороговизны.

Уже садясь за руль своего сытого авто, мсье Рану машинально отметил высветившиеся на встроенном в приборную панель электронном календаре зелёные цифры: Septembre,11, Mardi, 2001. 08.42. по европейскому времени.

Остаток пути до дома пролетел незаметно - chalet был совсем уже рядом. Кроме того, Жерар пытался найти ответ на животрепещущий вопрос (не относящийся, правда, к сфере научной деятельности профессора Рану): "А что будет, если Анн-Мари пожелает, чтобы вернувшийся после недельной отлучки муж немедленно приласкал соскучившуюся жену?". Хватит ли у него силёнок? Любвеобильная Аньез выжала его досуха, так что возникали серьёзные опасения по поводу возможности с честью исполнить супружеский долг. Так и не найдя однозначного решения этой весьма важной для многих мужчин проблемы, Рану затормозил и остановил машину у ворот своего загородного дома.

Сюрприза не получилось. Анн-Мари уже встала и завтракала на веранде в обществе Элизабет. Это что же такое стряслось, что дочь заявилась к мамочке ни свет, ни заря? Чего-чего, а поспать Лизетта всегда любила… Хотя нет, не похоже, что Элизабет приехала только что: её машины перед домом нет, загнана в гараж; да и одеты обе дамы очень по-домашнему, в халаты. Значит, появилась она здесь ещё вчера - если не раньше. Всё-таки вчера: позавчера Жерар звонил домой, и Анн-Мари пребывала в chalet в гордом одиночестве.

Тем не менее, цветам мадам Рану обрадовалась - совсем по-девчоночьи. Обняла и поцеловала мужа, прижавшись к нему всем телом, ещё сохранившим тепло постели, и обдав Жерара таким знакомым и приятным домашним запахом. Славно всё-таки, когда у тебя есть дом, где тебя ждут, и куда так хорошо возвращаться.

Элизабет же при появлении родителя особо бурной радости не проявила. По её припухшим от недавних и обильных слёз глазам и по общему надутому виду Жерар безошибочно определил, что дочь всецело захвачена процессом разрешения очередной проблемы как минимум вселенского масштаба, опять свалившейся на её хорошенькую, но такую взбалмошную головку.

Профессор Рану с аппетитом съел пару булочек, запив их большой чашкой ароматного горячего кофе, пока Анн-Мари сообщала супругу обычные малозначительные деревенские новости - содержание таких новостей ничуть не изменилось со времён Людовика XIV. Элизабет ничего не ела, сыпала сухое молоко в кофе, размешивала порошок маленькой ложечкой и наблюдала за тем, как растворяются белые крупинки. Или макала в чашку круассан, вынимала и молча следила за стекавшими по нему и падавшими обратно в чашку светло-коричневыми капельками.

Жерар не думал, конечно, что у дочери случилось что-то действительно серьёзное - он всё-таки неплохо её знал. Тем не менее, он почувствовал к ней жалость: ребёнок снова расшиб коленку и хнычет, надо погладить дитя по головке и дать вкусную конфетку или какую-нибудь игрушку, чтобы отвлечь от горьких переживаний, которые кажутся девочке невыносимыми. Да, игрушку!