Королевский гамбит - Дмитрий Скирюк Страница 41

Раскалившийся алюминий цилиндров тихонько потрескивал. Мы уселись на траву. Я стянул с башки осточертевший танковый шлемак, пригладил вспотевшие волосы и теперь, прищурясь, разглядывал садящееся солнце. Серёга закурил. Свидетелей нашего позорного «Another one bites the Dust» [8]оказалось немного, да и те уже ушли или уехали. До Серёгиного дома оставалось три или четыре трамвайные остановки — минут тридцать ходьбы. Можно было отдохнуть. Пятичасовое ралли вымотало нас до предела, и когда, с воем сирен и фиолетовым сверканием мигалок, мимо пролетела кавалькада милицейских автокаров, мы даже не пошевелились. Впрочем, и те не взглянули на сидящих на обочине двух дураков. Наверное, они до сей поры теряются от этого бесследного исчезновения загадочных башкирских лихачей. Мотоцикл за это время вроде как ещё уменьшился и стал совершенно незаметен среди лопухов и высокой травы.

— Включи хоть радио, что ли, — попросил я.

Серёга протянул руку за спину, нащупал там приёмник и щёлкнул выключателем. Полились тягучие звуки «Wild Roses» [9]. Песня уже заканчивалась, вот отшептала свой куплет тонкоголосая Кайли, после чего вступил Ник Кейв:

On the last day I took her where, the wild roses grow.

And she lay on the bank, the wind light as a thief.

And I kissed her goodbye, said, «All beauty must die».

And lent down, and planted a rose between her teeth… [10]

Песня как нельзя лучше соответствовала моменту. Я покосился на цветущий шиповник, почесал исцарапанные руки, с завистью покосился на кабанскую косуху и вздохнул:

— Пошли домой.

— Ко мне? — встрепенулся Серёга.

— Ну не ко мне же…

Кряхтя и охая, мы разогнули ноги, подняли наш минибайк и покатили его вдоль трамвайных путей.

— Знаешь, чем «харлей» лучше девушки? — вдруг спросил меня Серёга.

— Нет, — ворчливо отозвался я.

— Он никогда не скажет тебе: «Дорогой, знаешь, у нас будет маленький, „харлейчик“!»

Мы шли по улице и хохотали самым неприличным образом.

Дни шли своим чередом. Прошла, наверно, целая неделя со времени нашего безумного мотопробега, Серёга занял денег, съездил до Башкортостана, вызволил из автомастерской реанимированный «Урал» и безо всяких эксцессов доехал на нём до Перми, где возвратил приятелю. На вопрос, как дорога, Кабанчик проворчал что-то невразумительное, стащил ботинки, не переодеваясь повалился на кровать и отвернулся к стене. Я всё понял без слов. Тому, кто посидел за рулём такого чуда, как наш волшебный байк, любая поездка на «Урале» или ещё на чём-нибудь подобном причиняет почти физическую боль. Тот, кто летал, не сможет ползать. Я не стал его тревожить — без того забот хватало.

Ближе к следующим выходным в наш институт вдруг завалился Баев, приволок большой балык копчёной стерляди, такую же большую банку тёмного отборного лесного мёда и ящик водки. Он приехал в Пермь по делам, на собственной машине, а я, как оказалось, оставил ему во время достопамятного кутежа свой адрес. Впрочем, все от этого только выиграли — институту вновь в который раз задерживали зарплату, и мы сидели без еды. Выпить всё зараз нам так и так не удалось бы, я позвонил Денисычу и Кабану, и пару дней мы медленно и очень пристойно кутили в обществе друзей и избранных сотрудников, размышляя о природе, о поэзии, о мотоциклах и о бренности всего сущего. Мы с Кабаном старались говорить поменьше, опасаясь ненароком обмолвиться — мало ли, как оно там в Башкирии отзовётся… Фил был посвящён в подробности нашего путешествия, но тоже молчал.

Вопрос неожиданно поднял сам Баев.

— А знаете, парни, — вдруг сказал он, зажевав очередную рюмку водки тоненьким прозрачным ломтем балыка, — я вот одного взять в толк не могу. Вы тот остров помните?

— Какой остров?

— Да остров же! Посереди реки. Ну, помнишь, ты ещё меня туда потащил среди ночи ракушек смотреть?

Баев смотрел мне в глаза. Я покивал:

— Помню. А что?

— Ездил я туда. Уже потом, на прошлой неделе.

— И что там?

— Ничего там. Нет его.

— То есть как это нет? — опешил я. — Вода прибыла?

— Да нет, не прибыла. Обычная вода, даже немного спала. Последние ж две недели жарко было, страсть, вот Белая и обмелела. Скалы, ивы — всё на месте. А островка того нет, будто его и вовсе не было. Я даже сперва подумал, что мы не на то место попали. Потом, смотрю — костёр, бутылки… То самое, факт. А островка нет.

— Может, его увезли? — предположил я. — Подогнали экскаватор (там же мелко) и сгрузили всё на щебень…

— Да не похоже. Колея бы осталась. Не знаете, чего там?

Мы помотали головами. Кабанчик мрачно разлил остатки водки. Баев пить отказался и вскоре ушёл спать на мою кровать, а мы остались.

— Я там был, — сказал Кабан, дождавшись его ухода. — Потом, когда за мотоциклом ездил. Думал, вдруг получится второй «харлей» наколдовать… И ничего не нашёл. Тоже подумал, что вода прибыла. Все камни на берегу перебрал, две бутылки водки выпил… Без толку.

Он махнул рукой, залпом опрокинул свой стакан и потянулся за закуской.

— Слушай, — вдруг обернулся ко мне Денисов.

— Да?

— А ты сам-то что об этом думаешь?

Я пожал плечами:

— Ничего не думаю. Не знаю. Если рассуждать логично, мы нашли какую-то штуковину, какую-то субстанцию, которая способна принимать любую форму, управляемую э-э… ну, скажем, силой мысли. Биотоками или ещё чем-то подобным. Здесь на молекулярном уровне изменения, а может, даже на атомарном. Я понятия не имею, что это и откуда оно там. — Я выпил рюмку и поёжился. — Знаешь, Фил, — признался я, — честно говоря, сейчас мне даже немного страшно об этом говорить. Тогда как-то по фиг было, а сейчас вспомню — и не по себе становится.

— Почему же её раньше никто не нашёл?

— Находили, наверное. Только когда я попробовал тот булыган во что-то превратить, у меня ничего не получилось. Да и у Серёги тоже не сразу вышло, а лишь когда он хорошенько надрался, всё завертелось… Там ещё что-нибудь осталось?

— Есть ещё…

— Разливай.

— Эх, жаль меня с вами не было! — посетовал Фил. — Ну хорошо. Допустим, ты прав. А островок-то куда подевался?