Пешка - Джоан Виндж Страница 41

Наконец начали прибывать участники прений. Кроме Страйгера и Элнер — гвоздей программы этого специфического информационного зрелища, — прибыл Испланески, представляющий ФТУ, тройка членов Конгресса, защищающая интересы различных корпоративных блоков, и парочка шефов служб безопасности. Первым появился, важно неся свою трость, Страйгер, сопровождаемый стаей лижущих ему зад апостолов. Соджонер подразумевало Ищущий, Он всегда носил трость — «посох» — как символ своего пути: Временный Житель Земли, сошедший сюда в поисках Истины. Радужные световые потоки, льющиеся из окон, делали его лицо еще красивее. В уме Страйгера не промелькнуло и тени сомнения в том, что он пришел сюда сделать этот день днем своего триумфа. Страйгep был в своей стихии. Интересно, не участвовал ли он, будучи опытным режиссером, в оформлении сцены?

Страйгер приметил меня в толпе сразу, словно мог чувствовать мой взгляд, мою ненависть или то, что я любовался им… и вдруг внутри него пронзительно закричала самоуверенность, гулким эхом пронзая мой череп.

Я стоял, наблюдая, как Страйгер, увидев меня, замедлил шаг, поднял трость, останавливая движение вокруг себя. Апостолы, кружа в спутанном медленном танце, приближались к своим местам, а Страйгер смотрел в мои глаза и мысли (Я знаю, что ты слушаешь».). Слова его были неопределенными и беспорядочными, оформленные мозгом без какого бы то ни было ощущения Дара, но достаточно понятными. Страйгер махнул мне тростью, словно благословляя, и улыбнулся приторной улыбкой влюбленного, как будто знал тайну, в которую были посвящены только он да я. (Благословляю тебя, мальчик, ты — ответ на все мои молитвы.) Страйгер улыбался так широко, что казалось, будто ему разорвали рот. Мне захотелось включить свой пси-центр, чтобы выяснить, что скрывается за его улыбкой; увидеть, как эта самодовольная физиономия треснет, и почувствовать его отвращение, недовольство, проникающую до костей ненависть — все что угодно, но только не то, что я чувствовал внутри него сейчас. Но его самонадеянность и доверительное ко мне отношение были настоящими, отчего в моем мозгу затрещали сильные помехи и я потерял концентрацию. Наконец он отвернулся, что позволило мне ускользнуть, как трусу, и затеряться в толпе.

Несколькими минутами позже вошла Элнер, и хайперы, эти закройщики имиджа, зароились вокруг нее, как жуки. Я сел в углу, недалеко от Элнер, пытаясь сделаться невидимым, но не переставая отслеживать жужжащее вокруг Элнер облако насекомых. На Элнер, как и на остальных выступающих, был надет защитный жилет. Но я все равно был начеку. Время от времени Джордан посылала меня принести ей что-либо или привести кого-либо. Голос ее был похож на розгу с шипами — наверное потому, что она ожидала от меня, недоделанного, очередного ляпа. Испланески, проходя мимо, остановился в минутном размышлении, вопросительно взглянув на меня, точно ожидая, что я взорвусь. Затем сказал: «Позже я хотел бы с вами встретиться». Однако это не прозвучало угрозой.

В конце концов все детали спектакля оказались на своих местах. Я устроился рядом с Джордан на одной из тяжелых старинных скамеек, составленных в ряды охраной для помощников, групп поддержки и хайперов. Выступающие, казалось, парили над световым потоком, который, изгибаясь, втекал в разноцветное море света, колышущееся на заднем плане сцены. Не деревянная кафедра, а радуга служила им подиумом. И как это им удавалось концентрироваться на чем-либо ином, кроме этого сияния? В такой обстановке и речи должны быть блестящими.

Они таковыми и оказались. Я оперся о стену, слушая, одного за другим, ораторов — говорящие головы, которые давали человеческое лицо убеждениям и политическим взглядам безликой Сети. Эти люди были выбраны потому, что находили выход из любого положения. Но не только поэтому: чем бы они ни называли дерегуляцию — бедствием, милостью или вообще малозначительной, по сравнению с Великим Движением Времени, акцией, они верили в это. Все выступающие имели усиление и были повязаны на Мандрагоре, вынужденно позволяя ему следить за их честностью с помощью электроники. Зрители сами могли разобраться, насколько доверять тому, что они видели и слышали. Даже Испланески был искренен в своих словах.

Но под конец вое свелось к Элнер и Страйгеру, к молчаливому соперничеству между ними за вакансию в Совете Безопасности. Никто не сказал об этом ни слова — до сих пор, во всяком случае, но все об этом знали: и хайперы, уже стоящие наготове со своими банальными вопросами и точками зрения заводского изготовления, и члены Конгресса Федерации, и сам Совет Безопасности. Они взвешивали производимое ораторами впечатление, их влияние на аудиторию… оценивали невидимую систему рычагов, с помощью которой они могли влиять на Конгресс и демонстрировать свою силу на голосовании по дерегуляции. Особый комитет Конгресса еще не утвердил дату проведения голосования, но и Элнер, и все остальные знали, что Комитет назначит ее на один из ближайших дней. И по всему было видно, что дерегуляция, скорее всего, пройдет.

Испланески закончил свою речь, и Мандрагора предоставил слово Элнер. Она прошлась взглядом по лицам, будто ища кого-то. Но световые блики не позволяли разглядеть толпу как следует.

— Сегодня у меня состоялся необычный разговор, — начала Элнер. — Меня спросили, почему я участвую в этих дебатах, если считаю, что человеческие индивидуумы больше не управляют судьбой Федерация и наши жизни подвластны теперь прихотям межзвездной империи…

Удивленный, я резко подался вперед. Джордан кинула на меня гневный взгляд.

— Я ответила ему: я буду здесь сегодня, поскольку верю, что на систему даже такого масштаба, как Конгресс или какая-нибудь всемирная суперкорпорация, все еще можно влиять, если иметь для этого достаточно веские основания и сильное общественное мнение, поддерживающее тебя. Я знаю, что граждане выдвигают нас в Конгресс, чтобы со своей стороны влиять на политику далее таких гигантских структур, веря, что это возможно. Вы обладаете правом явить обществу свое мнение через открытую Сеть. Я хочу, чтобы вы сделали это, каким бы ни было ваше решение. Таким образом, если вы решитесь использовать свое право, вы убедитесь, что оно еще приносит плоды и что мы еще не потеряли власть.

… потому что вчера этот человек задал мне еще несколько вопросов — тяжелых вопросов — о вещах, в которые я верю. Федерация, которую знает он, сильно отличается от той, какую знаю я. Это помогло мне понять, как легко можно просто отбросить проблему, если она вроде бы не касается тебя напрямую. Как это опасно! И как легко можно обмануться! Он также сказал мне: «вы должны знать место, чтобы увидеть его уродство»… Что ж, я знаю биохимический бизнес… Элнер продолжала рассказывать Конгрессу свое видение того, что может сделать ослабление контроля над химическими препаратами с отдельными человеческими личностями миллионов принимающих эти препараты, и как легко это может быть сделано. Элнер говорила, что она — член правления корпорации, связанной с производством наркотиков, ей принадлежит большая часть патентов на эти наркотики. Что дерегуляция приведет к увеличению прибылей, а это даст дополнительную власть ЦХИ (и Центавру, хотя она не назвала его по имени). Что Федерация все же не может поверить обещаниям и согласиться с уверениями в безопасности наркотиков, слишком хорошо зная, чего стоят подобные обещания… Ее слова не особенно отличались от речи Испланески, но они дышали такой горячей верой, что, обжигая мозг, навсегда запечатлевались в нем. Словно решение по наркотикам не было вопросом идеологии, но имело такое же значение, как и ее собственная жизнь. Словно те невидимые миллионы людей — члены ее семьи, ее дети…