Чужие - Дин Кунц Страница 41

На отполированном до блеска туалетном столике лежал коврик замысловатой вязки, а на нем — черные перчатки и офтальмоскоп из нержавеющей стали.

Джинджер Вайс стояла у окна, слева от столика, и смотрела на серый залив, казавшийся зеркальным отражением пепельного декабрьского неба. Дальний берег был скрыт затяжным утренним туманом, который испускал жемчужное свечение. В конце участка, принадлежащего Ханнаби, под каменистым склоном, в бурлящие воды залива вдавалась частная пристань, покрытая снегом, как и просторный газон, простирающийся до самого дома.

Большой дом возвели в 1850-е годы и несколько раз расширяли — в 1892, 1905 и 1950-м. Кирпичная подъездная дорожка под огромным портиком, широкие, высокие ступени, ведущие к массивной двери. Колонны, пилястры, резные гранитные архитравы над дверями и окнами, множество щипцов и округлых слуховых окон, выходящие на залив балконы второго этажа с тыльной стороны, большая огороженная площадка на крыше — все это производило величественное впечатление.

Даже для очень успешного хирурга дом, пожалуй, был слишком дорогим, но у Джорджа не было нужды покупать его. Он получил дом в наследство от отца, а тот — от деда Джорджа, который купил его в 1884 году. У него имелось даже название — «Бейвотч», — как у наследственных особняков в английских романах, и это больше всего впечатляло Джинджер. У домов в Бруклине, откуда она была родом, никаких названий не было.

В Мемориальном госпитале Джинджер никогда не испытывала ни малейшей неловкости, находясь рядом с Джорджем. Там он был авторитетным, уважаемым специалистом, но по происхождению, казалось, не отличался от остальных. Здесь же Джинджер осознала, что у Джорджа есть аристократическое наследственное владение, что он — другой. Он никогда не говорил о своей исключительности. Это было не в его духе. Но в комнатах и коридорах «Бейвотча» витал призрак новоанглийского аристократизма, отчего Джинджер то и дело чувствовала себя неловко.

Угловые гостевые покои (спальня, альков для чтения, ванная), в которых Джинджер провела последние десять дней, были проще многих других в этом здании, здесь она чувствовала себя почти так же комфортно, как у себя дома. Бо́льшая часть дубового пола была покрыта узорчатым турецким ковром разных оттенков, от голубого до персикового. Стены были персикового цвета, потолок — белого. Кленовая мебель состояла из различных видов сундуков, используемых в качестве тумбочек, столов и комодов. Все это было снято с парусных судов девятнадцатого века, принадлежавших прадеду Джорджа.

Два кресла были обиты шелком персикового цвета от фирмы «Бруншвиг и сыновья». Лампы на прикроватных тумбочках, переделанные из подсвечников «баккара», напоминали о том, что под кажущейся простотой комнаты скрывается изящество.

Джинджер подошла к туалетному столику и уставилась на черные перчатки, лежавшие на салфетке. В который уже раз она надела их и стала сгибать пальцы — не вызовет ли это паники? Но это были обычные перчатки, купленные в тот день, когда ее выписали из больницы, не способные вогнать ее в дрожь или в состояние фуги. Наконец Джинджер сняла их.

В дверь постучали. Раздался голос Риты Ханнаби:

— Джинджер, дорогая, вы готовы?

— Иду, — сказала она, взяла свою сумочку с кровати и оглядела себя в зеркале.

На ней были лаймовый вязаный костюм и светло-кремовая блузка с простым бантом лаймового цвета на шее, зеленые — под цвет костюма — туфли-лодочки, сумочка из кожи угря в тон туфлям, золотой браслет с малахитом. Все это идеально подходило к ее цвету лица и серебристым волосам.