Эрхегорд. 3. Забытые руины - Евгений Рудашевский Страница 4

За двенадцать лет запустения облупилась не только смотровая чаша. Краска облезла и с кругового ограждения, и с выпускных ворот, и с лавок смотровых рядов, и с колонны. Белый песок выветрился, а те небольшие насыпи, что остались по углам, пожелтели. Клетки проржавели и сейчас стояли в загонах. Белая площадь давно перестала быть белой, а яма превратилась в ловушку для мусора – все эти годы его ветром сносило на дно, оставляя тут гнить и разлагаться. Вчера вечером, готовя западню, Гийюд распорядился разобрать этот завал, и теперь можно было подумать, что кто-то решил возобновить в Авендилле Дикую яму.

– Ну что ж, зрители собрались, – прошептал Горсинг.

За сражением в боевом кругу можно было наблюдать и с балконов сразу трех постоялых дворов. Собственно, все таверны и постоялые дворы Авендилла располагались именно здесь, на Белой площади. Трехэтажные, сложенные из карнальского камня и даже украшенные лепниной, они сохранились лучше всего – наравне с богатыми домами Торговой площади. Восстановить их фасады было бы нетрудно: достаточно подлатать стены, освежить земляные сикоры на крышах и выступах между этажами, кое-где счистить наросты мха и ползучих растений.

– Думаешь, жизнь сюда вернется? – спросил Вельт.

Кажется, его преследовали те же мысли.

Горсинг не ответил Вельту. Наемник и не ждал этого. Сам знал, что в такие города жизнь возвращается редко. Даже Вепрогон, хотя прошло сорок лет после Черного мора, до сих пор стоял в запустении. А ведь это был крупный город возле Кумаранского тракта. Южане так просто не отступают с обжитых мест. Однако тут они испугались.

Конечно, никто не доказал, что Авендилл именно выродился, но шансов на восстановление у него теперь было немного. Едва ли кто-то рискнет вновь заселять эти здания. А Дикую яму со временем откроют где-нибудь еще: в Икрандиле или в Целинделе. Одной ямы на Восточные Земли явно мало.

В последние годы подобных развлечений в Землях Эрхегорда становилось все больше. В Эпоху Прарождения или в Светлую эпоху никто бы не отпустил своих пленных или каторжников на подобные бои, для них было предостаточно дел на строительстве Кумаранского тракта, на возведении новых крепостей. А уж нарочно тренировать бойцов, чтобы потом для развлечения горожан устраивать массовый забой, ни у кого бы не возникло и мысли, в здешних краях и без того всегда находился повод умереть. Теперь же в Западных Землях проводили Красный гон, в Северных Землях устраивали Ночь огня, а Дикую яму полюбили во всех Землях без исключения, особенно в Лощинах Эридиуса.

– Горс?

Горсинг слышал, как его зовет Вельт, но среагировал не сразу. Эхо ликующих голосов еще никогда не звучало в его голове так отчетливо, как сейчас, когда он окончательно погрузился в мысли о Дикой яме.

– Горс?

– Что?! – Горсинг сдержал раздражение, но все равно отозвался слишком громко.

– Твоя рука.

– Что…

Горсинг только сейчас заметил, как его побледневшая, стянутая сухостью кисть упирается в скамью – пальцы неестественно прогнулись и почти дотягивались до запястья с тыльной стороны. Горсинг вскочил. Эхо голосов мгновенно стихло. Рассеянность и уныние сменила злость.

– Говорят, в Вепрогоне все так же начиналось. – Вельт с подозрением поглядывал на свои руки. – Люди теряли контроль над телом. А потом убивали себя.

– Не люди. Черноиты.

– И то правда…

Горсинг сжал кулаки, отчего костяшки на пальцах окончательно побелели. Вельт, конечно, был прав – нет ничего хуже, чем просто сидеть на месте и ждать. Идея с западней ему сразу не понравилась, еще до того, как магульдинцы привязали Аюна к колонне.

Опасаясь очередного наваждения, Горсинг решил пройтись по смотровым рядам. Гийюд призывал их двигаться как можно меньше, но в конце концов он же сам сказал, что Пожирателя нельзя отпугнуть, его можно только привлечь.

Из отряда Горсинга осталось пять человек. Трое погибли в первый же день, когда Теор, поганый акробат, привел их к ратуше. Весь из себя улыбчивый, вежливый, до омерзения похожий на пустынных аваков – уродцев, живущих у границы Соленых озер. Нанял Горсинга в Целинделе. Рассказал печальную историю об отце, который погиб в Авендилле двенадцать лет назад – его якобы передавило телегой, когда в городе началась паника.