Файл ТМ - Николай Грошев Страница 4

Из казармы нас вытащили за ноги, хорошо помню как моя голова, считала все неровности и ступеньки. Бросили в местный карцер. Ну, официальное название у того помещение было естественно более приятным для слуха, на деле же — карцер. Два на два, голые, почему-то, всегда мокрые стены, железная дверь — всё как положено. Тусклая лампочка тоже имелась. Там мы провели остаток ночи, а утром, нас, замёрзших, голодных и избитых до потери пульса, вознамерились вернуть к несению строевой службы. Увы, наши тела пострадали гораздо сильнее, чем предполагалось вначале. Лейтенант лично пришёл на нас посмотреть. Оценил состояние, сиреневые разводы синяков расползшихся по лицам, красно-чёрным от запёкшейся крови и важно глянув на мордоворота сержанта, округлил глаза, после чего выразительно покрутил указательным пальцем у своего виска. Сержант пожал могучими плечами и рассеянно развёл руками. Отчего я рухнул с тихим, но, довольно таки жалобным стоном — в тот момент, сержант меня под руку держал, что бы я не упал. Он меня тут же поднял на ноги, к сожалению, в сознание, я от этого пришёл только частично. Глаза открылись, а вот ноги я чувствовать перестал.

Следующие две недели мы провели в местном лазарете.

Вопреки романам о жизни доблестных солдат, находящих в армейском лазарете любовь или безумный секс (в зависимости от характера романов), симпатичных медсестёр там как-то не случилось. Из женщин вообще, только тётя Клава была. Уборщица бальзаковского возраста. Из персонала имелись ещё доктор, вечно страдающий с похмелья и фельдшер, который умудрился пришить свой собственный палец, когда штопал порез какому-то срочнику. И десяток медбратьев возрастом от 20 до сморщенной в урюк лицевой части. Но кормили там неплохо. Компот всегда был вкусным. Детское пюре нам с Андреем очень понравилось, сладкое такое…, понравилось, несмотря даже на то, что док утверждал, что сие есть толчёная картошка…

Мы не особенно печалились своим положением. Всё произошедшее грамотно, в красках показало нам, какой будет эта служба, чего нам ждать. Так что мы старались не падать духом и набираться сил, понимая, что худшее ещё впереди. Ни я, ни Андрей не имели привычки сдаваться. Не умели мы и отступать. Не знаю, что бы там случилось, как бы всё закончилось — даже не хочу строить догадок. Только всё обернулось не так, как мы ожидали.

В часть мы уже не вернулись.

Однажды утром в палату пришёл доктор и два квадратных джентльмена в военной форме. Джентльмены были густо украшены планками орденов (очень странными, на всех имелся крошечный рельеф — летящая птичка непонятной принадлежности), наградными ленточками и имели морды очень кирпичные, да глаза стальные. Лица в шрамах. И погоны, каких нам видеть, не приходилось даже в кино.

— Поздравляем. — Сказал тогда один из них. Лежали мы на соседних койках — переглянулись. Признаюсь испуганно. Просто таким тоном и голосом не поздравляют, а о приговоре сообщают. Пожизненном. Впрочем, примерно так оно и было. Кондор — это навсегда. — Лекс, введи их в курс дела. Доктор, всех пациентов из палаты нужно убрать.

— Но… — Заикнулся было наш док, по обыкновению небритый и слегка косой.

Квадратный парень раз на него глянул, и док тут же метнулся к дверям. Высунулся в коридор и громким рёвом потребовал явиться медбратьев и даже Клаву. В течение нескольких минут палату очистили от людей. Первый солдат непонятной принадлежности вышел за дверь и, надо полагать заблокировал её собственным телом. Второй, Лекс, встал у подножья коек и зачитал нам речь. К тому времени как он закончил мы оба были бледнее своих бинтов, но присутствия духа старались не терять. И всё же, когда эти двое покинули палату, Андрей тихо прохрипел:

— Пи…ц нам Серёга…

Я тогда только кивнуть сумел — слов не было, а глотка ссохлась и слиплась.

С того дня нас официально зачислили в учебную группу отряда специального назначения «Кондор». Вот так. Лекс и его друг, являлись офицерами подразделения и, несмотря на звания капитанов, являлись в отряде чем-то вроде сержантов в обычной армии. Кстати, в «Кондоре» рядовых вообще не было. Прошедшие учебную группу автоматом получали звания сержантов. В случае ведения широкомасштабных боевых действий, каждый боец «Кондора» должен был уметь собрать войска в эффективное боевое подразделение, прямо посреди военной компании. Звание сему помогало. Если бы в бою отряд разнесли на части, каждый выживший кондор должен был стать на поле боя проблемой для противника — не теряющие присутствия духа, не признающие поражения, бьющиеся до конца и способные организовать наступление там, где все позиции разбиты и брошены. Так что рядовых среди бойцов «Кондора» быть не могло. Чем объяснялась эта система званий отряда, мы узнали, конечно, много позже. Тогда-то мы даже не совсем представляли, во что влипли. Просто понимали, что влипли и всё, как-то интуитивно чуяли проблемы. Спецназ, тем более из засекреченных — я лично предпочёл бы в те времена вернуться в нашу казарму, к нашим звероподобным офицерам.

Лекс поздравил нас с зачислением и заверил, что документы на перевод в отряд мы подписали и подали две недели назад. Вот так-то. Я потом, уже не мыслив себя без кондоровской формы, от скуки и, может, в порыве ностальгии поднял свои документы — подпись действительно имелась. Я на мгновение даже засомневался: может, из памяти просто вылетело, как заявление подписывал?

Так вот и очутились мы в учёбной группе. Два наших года срочной службы отныне должны были пройти в спецотряде. Личные дела наши изъяли и засекретили — это мы тогда так думали. На деле их просто уничтожили. В те времена даже ФСБ не смогло бы найти упоминаний обо мне или брате. Мы просто исчезли, стали гораздо незаметнее, на фоне человеческой массы огромной страны. Заинтересованное лицо не смогло бы выяснить, даже откуда нас призвали. Единственный ясный и достоверный след, который остался от нас в реальной жизни — наш родной город, где жили родители, наши девушки и друзья. Связать нас с ними нельзя было никак. Только если приехать и поинтересоваться лично у них: знаком такой-то и такой-то? Они даже письма перехватывали ещё до регистрации их в компьютерах почтовых служб! Нас буквально стёрли из реальности.

Одно я долго не мог понять — зачем такая секретность военному подразделению? По словам офицеров, по информации, которой владело общество относительно таких подразделений в целом, использовались они только в локальных конфликтах за рубежом и в республиках. Зачем столько секретности, в общем-то, маленькому военному отряду, было непонятно. Потом конечно дошло, в чём дело, через два года службы. Мы всё тогда поняли, и момент понимания ещё долго отравлял нам жизнь.

Нас было 17 человек. Все с лошадиным здоровьем, все отличившиеся подвигами наподобие нашего с Андреем. То есть, каждый из 15-ти наших товарищей по несчастью владел рукопашным боем на очень высоком уровне. Собственно это обстоятельство и являлось одним из основных критериев для подбора новых людей в отряде. Здоровье категории «А» и обширные познания в рукопашном бое — два основных параметра, по которым отбирались новобранцы. Салаги «Кондора» могли быть только такими. Почему? Просто учебный курс (который, я уверен, придумал человек с явным садистским прошлым и не менее извращённым будущим), обычный призывник пройти не смог бы. Да и такие как мы не все могли.