Чужой. Море печали - Джеймс А. Мур Страница 4

Декер заорал, когда платформа навалилась на него, всем весом вдавливая в мягкий песок.

Конечно, ему было страшно – перспектива быть раздавленным тяжелой техникой приводила в ужас, – но основной проблемой стала внезапно пронзившая его боль. Что-то находившееся под землей – наверное, одна из этих чертовых трубок – уткнулось в ногу, и, когда платформа его придавила, Декер почувствовал резкий укол.

Потом горячая струйка потекла в ботинок – но вовсе не потому, что он обмочился.

«Я истекаю кровью».

Но он все же приказал себе сохранять спокойствие, хотя остальные принялись в испуге выкрикивать его имя. Паника здесь была совсем ни к чему. Более того, она могла превратить просто плохую ситуацию в критическую.

– Бадехо, мне нужна вся твоя сила на той стороне платформы, – сказал Декер. – Попытайся заякорить эту штуку. Иначе она меня раздавит.

Техник не стал тратить время впустую. Он кивнул и сорвался с места, на бегу подзывая других рабочих на помощь. Все они прекрасно понимали, что стоит на кону. Полностью нагруженная платформа весила килограммов пятьсот. Сдвинься она еще немного, и Декеру очень повезет, если ему только отрежет ногу. Скорее всего, платформа просто его расплющит.

Нужно было стабилизировать эту чертову штуковину.

Бронсон, забыв о злости, рванул к главному лагерю за врачами. Рэнд пристроился рядом с Декером.

– Поболтай со мной, – сказал он. – Что там у тебя внизу происходит?

– Кровь там из меня течет. И это очень плохо, – Алан поморщился и через силу сделал несколько глубоких вдохов. – Хочешь мне сказать, что не надо было лезть не в свое дело?

– Не в этот раз, – Бронсон покачал головой и посмотрел на него сверху вниз. – Может, я попытаюсь тебя вытянуть?

– Нет! – от одной этой мысли Декера передернуло. – Нет. Я намертво застрял. Если дернусь, мне точно что-нибудь оторвет.

– Понял, – Люк слегка побледнел, – трогать тебя не стоит. – Потом он оглянулся и проорал: – Эй там! Заякорите эту чертову хреновину!

Бадехо и те, что были с ним, что-то прокричали в ответ, но Декер ничего не услышал – в ушах шумело. И еще он не чувствовал опоры под ногами. Вообще никакого сопротивления почвы там, где должна была стоять его нога. Это значило, что он либо болтается в пустоте, ни на что не опираясь, либо конечность просто онемела. Ни то, ни другое ему не нравилось. Без опоры ситуация становилась еще хуже, чем он думал. Если кремниевая трубка продолжит крошиться, вся платформа рухнет на него и раздавит в лепешку.

С другой стороны, если нога онемела, это могло означать, что серьезно задет двигательный нерв, или, еще хуже, что ее уже отрезало.

Нет, такого быть не могло. Пусть опоры он не чувствовал, но нога болела так, что явно еще находилась на своем месте. Впервые в жизни Декер порадовался тому, что у него что-то болит.

Платформа затряслась и заскрипела, пробоотборник вздрогнул и закачался из стороны в сторону с амплитудой, ненормальной для промышленного оборудования.

– Вот дерьмо, – пробормотал Декер внезапно севшим голосом. – Чертовски глупая смерть, Люк.

– Ты не умрешь. Ты мне должен кучу денег, – Рэнд поднялся и посмотрел в направлении дальнего края платформы. – Сейчас они закрепят эту штуковину.

«Проиграешь такому пару партий в покер – и он никогда не даст тебе об этом забыть».

Нависавшая над ним платформа снова дернулась, но на этот раз стала отползать в противоположную сторону. Декер выдохнул с протяжным фууууух и стал надеяться на лучшее. В ушах все еще шумело, но уже потише. Потом он заметил какое-то движение слева от себя.

К нему направлялись Марковиц и Хершель. У Марковиц в руках была походная аптечка с аварийным набором медикаментов, а на лице – обеспокоенное выражение. Впрочем, она всегда так выглядела. Хершель же был, как всегда, спокоен. Совершенно бесчувственный человек, но, по опыту Декера, это качество в принципе присуще врачам.

Хершель махнул рукой Рэнду:

– Как думаете, сможете его вытащить по моей команде?

Тот кивнул и встал на колени. Хершель крикнул Бадехо:

– Эй, у вас там все готово?

– Да! – донеслось в ответ. – Будто сами не знаете!

«Голос у Бадехо такой, словно он врет». Возможно, в Декере говорил стресс – а может, и нет. Все вокруг выглядели очень нервными, и он догадался, что это из-за того, что сам он бледный как смерть. Он мог видеть свои руки, и они были бледнее, чем обычно – такие серовато-белые. «Интересно, сколько крови я потерял?» Он понятия не имел, но голова нехорошо кружилась.

Было такое чувство, словно не только нога, но все его тело висит в воздухе.

– Так, парни, я сейчас, кажется, вырублюсь, – сказал он не своим голосом.

Марковиц кивнула и стала рыться в чемоданчике с медикаментами. Хершель опустился на колени рядом с Рэндом и склонился так, что его лицо было в сантиметрах от лица Декера. Куда приятнее было бы, если бы это Марковиц так к нему наклонилась, но тут уж, как говорится, не до жиру.

Напряжение шло от Хершеля волнами, но его лицо оставалось совершенно невозмутимым.

– Все с вами в порядке, Декер, – сказал он, – хватит ныть. Все под контролем.

Декер кивнул. Говорить он больше не мог.

Воздух был затхлый и мертвый, но в темноте это не имело никакого значения. Они спали. Изредка один или двое просыпались на какое-то время, достаточное для того, чтобы обследовать окружающее пространство, а потом снова погружались в оцепенение.