Крест и Король - Гарри Гаррисон Страница 4

– Из-за этих поражений и из-за этого раскола он должен уйти, – повторил Гюнтер. Он оглядел сидящих. – Я утверждаю, что Папа Николай должен отправиться к Господу. Он стар, но недостаточно. Мы должны поторопить его уход.

Теперь, когда слово было произнесено вслух, воцарилась тишина; князьям Церкви нелегко было говорить об убийстве Папы. Мейнхард, архиепископ Майнца, суровый жесткий человек, заговорил громким голосом.

– Мы сможем осуществить это? – спросил он.

Священник рядом с Гюнтером пошевелился и сказал:

– С этим затруднений не будет. В окружении Папы в Риме есть люди, которым мы можем доверять. Люди, которые не забыли, что они немцы, как и мы с вами. Яд не советую. Подушка ночью. Если он не проснется, его место будет объявлено вакантным без всякого скандала.

– Хорошо, – сказал Гюнтер, – потому что, хоть я и хочу его смерти, перед Богом клянусь, я не желаю Папе Николаю ни малейшего зла.

Собравшиеся взглянули на него с легким скептицизмом. Все знали, что всего десять лет назад Папа Николай сместил Гюнтера и прогнал его с глаз долой в наказание за непослушание. Так же он обошелся и с Тевтгардом из Трира, а потом упрекнул и отверг даже святошу Хинкмара.

– Это был великий человек, который выполнял свой долг так, как понимал его. Я не виню его даже за злосчастный крестовый поход короля Карла. Нет, дело не в крестовых походах. Но он допустил ошибку. Скажи им, Арно, – обратился он к своему помощнику. – Объясни им, как мы понимаем дело.

Гюнтер откинулся на спинку и поднял золотой бокал с рейнским вином, от которого так сильно зависели его архиепископские доходы.

Молодой человек подтянул свой табурет ближе к столу, и его резко очерченное лицо под ежиком светлых волос оживилось.

– Здесь, в Кельне, – начал он, – мы тщательно изучили военное искусство. Не только в смысле собственно сражений, но также в более широком смысле. Мы попытались рассуждать не просто как tacticus, – он употребил латинское слово, хотя до сих пор все говорили на нижненемецком языке Саксонии и Севера, – но как strategos древних греков. И если мы подойдем к делу стратегически, – тут Хинкмар поморщился от странной смеси латыни и греческого, – мы увидим, что Папа Николай совершил роковую ошибку. – Он не смог обнаружить то, что мы здесь называем punctum gravissimum, то есть главную точку, точку приложения главных сил при нападении врага. Он не заметил, что настоящая опасность, опасность для всей Церкви, состоит не в ересях Востока, и не в борьбе Папы против императора, и не в морских набегах приверженцев Махаунда, но в малоизвестных королевствах в беднейших провинциях Британии. Потому что только в Британии Церковь столкнулась хуже чем с врагом: с соперником.

– Он сам с Востока, – сказал Мейнхард презрительно.

– Совершенно верно. Он считает, что все происходящее на Западе, здесь, на северо-западе Европы, в Германии, Франции и в Нижних Странах, не имеет большого значения. Но мы-то знаем, что здесь свершится предназначение. Предназначение Церкви. Предназначение мира. Я готов сказать о том, о чем не скажет Папа Николай: о новом избранном народе, о единственном бастионе на пути варваров.

Он умолк, его белое лицо зарделось от гордости.

– Насчет этого вы здесь не встретите возражений, Арно, – заметил Гюнтер. – Итак, у Николая должен появиться преемник. Я знаю, – поднял он руку, – что кардиналы не выберут Папой человека, у которого есть хоть капля здравого смысла, и мы не можем надеяться, что нам удастся добавить итальянцам здравого смысла. Но мы можем добавить им глупости. Думаю, все со мной согласятся, что мы употребим свои деньги и влияние, чтобы был выбран человек, популярный в Риме, из хорошей итальянской семьи и притом полное ничтожество. И кажется, он уже выбрал для себя папское имя: Адриан II, как мне сообщили. Более серьезно то, что предстоит сделать поближе к дому. Не только Николай должен уйти. Король Карл тоже. Ведь он тоже потерпел поражение, поражение от толпы крестьян.

– Карла уже нет, – решительно сказал Хинкмар. – Его бароны не простят ему унижения. Те, кто не был с ним, никогда не поверят, что французских копейщиков могли разбить какие-то там пращники и лучники. А те, кто был с ним, не хотят делить с ним позор. Веревка вокруг его шеи или кинжал под ребрами появятся и без нас. Но этого кто заменит?

– Прошу прощения, – тихо сказал Эркенберт. Он слушал с величайшим вниманием и постепенно понял, что эти люди, в отличие от помпезного и беспомощного английского духовенства, которому он служил всю свою жизнь, действительно ценят прежде всего ум, а не чины и звания. Младших выслушивали не одергивая. Любой мог поделиться своими идеями, и их могли принять. А если и отвергали, то с указанием причин и по здравом размышлении. Среди этих людей единственным грехом мог считаться недостаток логики или воображения. Абстрактные построения опьяняли Эркенберта сильнее, чем винные пары из его кубка. Он почувствовал, что наконец-то оказался среди равных. А главное, он жаждал, чтобы и они тоже приняли его как равного.

– Я владею нижненемецким языком, потому что он похож на мой родной английский. Но позвольте мне сейчас перейти на латынь. Я не понимаю, кем можно заменить французского короля Карла Лысого. И каких преимуществ достигнут собравшиеся при любом его преемнике. У него два сына, правильно? Карл и Луи. У него было три брата: Людвиг, Пепин и Лотар, из которых в живых остался один Людвиг; и у него, помнится, семь живых племянников, Луи, Карл, Лотар…

– …Пепин, Карломан, Людвиг и Карл, – докончил Гюнтер. Он коротко хохотнул. – И наш английский друг из вежливости не договаривает, что ни одного из них не отличишь от другого. Карл Лысый. Карл Толстый. Людвиг Саксонский. Пепин Младший. Кто из них кто, и какое это имеет значение? На его месте я бы выразился так: потомок императора Карла Великого, самого Шарлеманя, потерпел поражение. Он не унаследовал доблесть предков. Мы ищем нового Папу в Риме, а здесь мы должны найти нового короля. Новую династию королей.

Сидящие вокруг стола настороженно посмотрели друг на друга, постепенно осознавая, что все они уже думали о немыслимом. Гюнтер удовлетворенно улыбнулся – они его поняли.

Снова набравшись смелости, Эркенберт заговорил:

– Это возможно. У меня в стране королевская династия была низложена. А в вашей – разве сам Карл Великий пришел к власти не благодаря делам своих предков, сместивших богорожденных, слугами которых они были? Убили их и публично срезали им волосы, чтобы показать, что нет больше святости. И мы сможем это сделать. В конце концов, что делает короля королем?

За все время лишь один человек не проронил ни единого слова, хотя изредка и кивал одобрительно: это был вызывающий всеобщее почтение архиепископ Гамбурга и Бремена, что далеко на Севере, ученик и последователь Святого Ансгара, архиепископ Римберт, прославившийся своей храбростью в священном походе против северных язычников. Стоило ему шевельнуться, и все взгляды устремились на него.

– Вы правы, братья. Династическая линия Карла никуда не годится. И вы не правы. Не правы во многом. Вы говорите и то, и другое, о стратегии, о punctum gravissimum, о Западе и о Востоке, и в мире людей ваши слова могут иметь смысл.