Подкидыш ада - Геннадий Прашкевич Страница 4

Кровь и деньги обычно связаны, но в данном случае неизвестный бродяга, порк-ноккер (старатель), как он сам назвался, умирал сам по себе. Господь, создавая живые существа, отлично знал, кто кому пойдет в пищу, поэтому боцман и не мучил себя сомнениями. Под именем Беннет он когда-то служил правительственным осведомителем на Барбадосе и многому там научился. Ему нравился Барбадос, и он никогда не уехал бы с острова, не привлеки однажды его внимание заезжий англичанин. Весь в голубом шелку, в полосатых шерстяных чулках, в парике, при шпаге – настоящий джентльмен, и в кошельке у него водились настоящие фунты. К несчастью, ограбленный оказался личным гостем губернатора, – пришлось бежать с острова. Шлюп «Винсент» под командованием капитана вен Кези в течение почти полутора лет успешно гонял испанских морских торговцев, но в один вовсе не прекрасный день на траверзе мыса Одд наткнулся на военные корабли. В плену боцман провел ровно год. И почти весь год таскал тяжелые ящики с золотом и серебром через влажные болотистые перешейки Самарги. Однажды боцман решился на побег, и это ему удалось. Умирая от раскаленных укусов мух кабури, злобно перебирая четки, вырезанные из душистого дерева пальмисте (он сорвал их с зарезанного им солдата), боцман сумел добраться до неизвестного берега.

Порк-ноккер, на которого боцман наткнулся в глухой индейской деревне, оказался на редкость неразговорчивым, но боцмана это не смутило. Он умел разговорить и не таких. Путь, подсказанный искателем алмазов и золота, навсегда запечатлелся в его сознании. Аххарги-ю с некоторым изумлением всматривался в мысленную карту. Досконально известно, что на планетах, подобных Земле, существа, не достигшие истинного разума, обладают особым искусством оставлять тайные знаки. Например, метка росомахи способна не пустить конкурентов на занимаемую ею территорию, а медведь, оставивший царапины на высоком дереве, может не беспокоиться за свой участок. Всматриваясь в мысленную карту, запечатленную в смутном, но уверенном сознании боцмана, Аххарги-ю чувствовал странную, не поддающуюся анализу тревогу.

Порк-ноккер, сумевший вырваться из зеленого ада, много знал.

Сотрясаясь в приступах лихорадки, он рассказал о желтом золоте, прозрачных алмазах и волшебных кристаллах горного хрусталя. Когда боцман подпалил порк-ноккеру пятки, он вспомнил о чудесных бериллах. Задыхаясь от боли, проваливаясь в бессознание и снова из него всплывая, порк-ноккер подтвердил свои же слова о том, что он действительно побывал в некоем мертвом городе. На океанском побережье любят поговорить о заброшенных древних городах, но мало кто сам решается оставить линию прибоя. Чтобы добраться до угрюмого зубчатого хребта и перевалить на другую его сторону, хрипло утверждал порк-ноккер, подбодренный шеффилдской волнистой сталью боцманского ножа, нужно выйти точно на речку, течение которой само вынесет тебя к мертвому городу.

Это нелегко.

Надо уметь ориентироваться.

«Знаешь, чем я займусь однажды? Ну, когда меня от моря начнет тошнить?» – не раз спрашивал боцман Джона Гоута, с которым почти подружился в совместных плаваниях.

Джон, конечно, знал, но всегда отвечал: «Не знаю».

«Хорошим делом, – подмигивал боцман, пробуя на пальце остроту ножа. – Очень хорошим делом. – И видя, что одноногий показывает заинтересованность, настороженно оглядывался: – Видел когда-нибудь настоящий алмаз?»

«Нет, только стекляшки».

Тогда боцман снова оглядывался.

Только убедившись, что они одни, он извлекал из потертого кожаного пояса, подвязанного на животе, сверкающий безупречный восьмигранник. Зачарованный острым холодным огнем камня Джон Гоут (не в первый раз) спрашивал: «Тебе подарил его тот порк-ноккер?»

«Ну да».

Боцман никогда не выдавал деталей.

Чаще всего он подавал вечерние беседы с порк-ноккером как маленькое волшебное чудо, которое он всего лишь слегка оттенил раскаленным в огне ножом. Известно, что порк-ноккеры молчаливы, значит, приходится развязывать им языки. Даже умирая, тот тип сперва не хотел объяснить, как легче добраться до мертвого города. А когда все-таки объяснил, боцман зарезал порк-ноккера, потому что тот с ног до головы был покрыт страшными язвами и мог умереть в любой момент.

В течение трех лет боцман пытался отыскать двух таинственных женщин, с которыми порк-ноккер вроде бы вернулся из мертвого города. Эти женщины вроде бы сперва помогали спутнику, а потом бросили, увидев, что он умирает. Боцмана не интересовало, каким образом женщины оказались в джунглях, почему помогали порк-ноккеру, а потом бросили его, главное, эти женщины могли помнить дорогу к мертвому городу.

К счастью, узнал боцман, обе попали в руки англичан и были приговорены к смерти.

Наверное, было за что. Так о них говорили. Когда суд спросил, может ли хоть одна из них объявить что-то такое, отчего смертный приговор не стоит приводить в исполнение, одна из женщин указала на свой оттопыренный живот, а вторая бессмысленно забормотала что-то про большие богатства, спрятанные в лесах. Но о богатствах бормочут многие, особенно те, у кого и пенни в кармане нет, поэтому приговор оставили в силе. А оттопыренный живот вообще никого не удивил, ведь для своего спасения каждый старательно использует все доступные средства.

«У тебя только один алмаз?»

Боцман хмуро качал головой: «Только один».

Порк-ноккер вроде бы нес из мертвого города много камней, а также большое блюдо из чистого золота. А те две женщины несли меч, рукоять которого была густо посыпана рубинами и алмазами.

Но теперь проверь!

Зато боцман твердо верил: дорогие вещи и камни прекрасно снимают с человека грехи – даже самые черные. Он знал: дорогие вещи и камни дают возможность, сменив имя, профессию, национальность, мирно благоденствовать в тех странах, где люди не догадываются о существовании пиратов и приватиров. «Порк-ноккер спрыгнул с ума, – объяснял он одноногому. – Он не боялся Джона Гоута, потому что считал себя сильнее. Порк-ноккер спрыгнул с ума… Ну там… блеск ножа… запах гари…» Но и в этом состоянии порк-ноккер, оказывается, успел рассказать боцману про ужасных идолов из чистого золота, про множество чудесных золотых дисков и полумесяцев тончайшей работы, украшавших дворцы мертвого города. «Сегодня только я знаю путь в джунглях, – говорил боцман. – Порк-ноккер умер, а тех подлых женщин повесили. Господу угодно было указать мне путь к мертвому городу, но я не такой дурак, чтобы рисовать карту и таскать ее при себе. Поэтому карта хранится вот здесь. – Он грубо стучал себя кулаком по голове. – Уж сюда-то никто не залезет».

В этом он ошибался.

Аххарги-ю четко видел мысленную карту боцмана: уединенные протоки и реки, мерзкие мутные болота, в которых с хлюпаньем возятся аллигаторы, зубчатые каменистые хребты, покрытые лохмами туманов, холодные ревущие водопады, темное ущелье – все совсем такое, каким запечатлелось в памяти порк-ноккера, а потом перешло в память боцмана.

Аххарги-ю четко видел тропу, теряющуюся в непроходимом подлеске.