Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки - Владимир Коваленко Страница 4

Море и небо. Барометр высоко, за спиной — ржавый глаз невыспавшегося светила. «С востока свет», как говорят масоны. Привычный окрик вахтенного офицера, дружный отзыв впередсмотрящих. На горизонте чисто… Если и покажется парус или дымок, так сразу пропадет. А ведь Нью-Йорк менее чем в двух часах крейсерского хода.

Пять кораблей эскадры контр-адмирала Лесовского не торопятся. Переход из Кронштадта в Нью-Йорк занял два месяца, словно во времена Колумба. Эскадра кралась мимо всякого островка, шарахалась от встречных парусов и дымков, ожидала вечно отстающий под парусами «Алмаз». Под парами клипер достаточно шустр, но дымить адмирал запретил строжайше… Однако сегодня, наконец, будет долгожданный берег. Вот команды и прихорашивают корабли.

Скребут палубы, драят медяшки. Смазывают, смолят, красят. Ни одна девица так перед балом не прихорашивается, как русская эскадра перед заходом в порт. Традиция недавняя, но хорошая. Корабль если и не лицо государства, так протянутая для рукопожатия рука. А кому охота жамкать грязную вонючую лапу?

— А такой дамочке еще и поцелуют.

— Вы о чем, Степан Степанович?

— Да все о том же… Красавец все-таки наш «Невский». А у американцев, как и англичан, все корабли — «she», «она»-с. И точно, характер у них дамский получается — по три-четыре часа перед визитами прихорашиваются!

— Не все же…

— Так и не всякая женщина — дама. Тем более — прекрасная!

Матросы с ног сбиваются, старший офицер, сбив на затылок фуражку, мечется с кормы на нос — так кто же предается праздным беседам? Извольте знакомиться — господа офицеры, командированы изучать американский опыт судостроения. Вот эти и беседуют с адмиралом Лесовским.

В другое время мичман Алексеев прислушался бы к разговору, тем более что за время плавания куда теснее сошелся именно с технической миссией, чем с сослуживцами по фрегату. Теперь у него иная забота — ретирадные пушки. Случись вражине полезть флагману Атлантической эскадры под хвост, все гостинцы, что он получит, преподнесут именно два длинных орудия на поворотных платформах.

Сейчас черноокие красавицы почти готовы, чтоб явиться перед требовательным взором контр-адмирала Лесовского. А тот не мамка и не нянька. Случись упущение — офицеру разнос, а матросу… Большего апологета порки и мордобития, чем командующий Атлантической эскадрой, на флоте не сыскать. Уж на что русский моряк терпелив, но и эту чашу адмиралу случалось переполнить. На фрегате «Диана», которым Лесовский тогда командовал, вспыхнул мятеж… Потому и приходится недосыпать, проверять за расчетами — насколько тщательно наведен глянец на пушки, не попала ли в рельсы, по которым они вращаются в бою, соринка. Зато и расчеты понимают, что лучше выслушать загиб от мичмана, чем огрести полсотни линьков от адмирала.

А еще гордятся, что маленькой батареей командует настоящий офицер, выпускник Морского корпуса, а не артиллерист. Не побрезговал грязной канонирской работой человек, что, может быть, и в адмиралы выйдет… Тем более, по эскадре бегает слух, что фамилия мичмана образована в честь некоего бомбардирского капитана Петра Алексеева.

Разумеется, Алексеева — Ивана Максимовича, капитан-лейтенанта флота. Впрочем, осиротев в шесть лет, отца мичман толком не помнит. А слухи… В детстве злые языки могли твердо рассчитывать на кулак. Поздней — на пулю. Но постоянное шу-шу-шу за спиной год от года становится громче.

Впрочем, надежды, что предполагаемое высокое происхождение непосредственного начальника спасет им спины от битья, у канониров нет. С самого начала сказал — нет и не будет у батареи никакой привилегии, кроме лишних придирок… Только Лесовский хоть и зверь, но людей никогда беспричинно не обижает. Так что — не будет недочетов в службе, не будет и поротых спин.

Рядовым не стоит знать, что месяц назад, перед производством, Алексеева, тогда гардемарина, вызвал капитан флагмана, капитан 1-го ранга Михаил Яковлевич Федоровский. Выслушал приветствие, предложил садиться. Щелкнул портсигар.

— Изволите?

— Благодарю, — мичман предпочел бы свои, капитанский табак слишком крепок, но отказаться — задеть старого служаку. Наверняка начнет подозревать, что его недорогим зельем побрезговали. После первой же затяжки голова немного закружилась… а разговор пошел серьезный.

— Завтра, Евгений Иванович, вы станете мичманом, — сказал капитан, — и его превосходительство распорядился, чтобы я подыскал вам назначение. Как выразился Степан Степанович, соответствующее. А я вот голову ломаю, какое будет соответствовать… Скажите прямо: что для вас флот? Любовь и страсть до венка на волне или лямка, которую вы принуждены тянуть по фамильной традиции? Мол, не выбрать воинский путь зазорно, а на сухопутье пыльно? Именно потому, что у вас не было выбора тогда, я и полагаю возможным предоставить выбор нынче. Ну-с? Учтите, первый вариант будет поначалу не слишком приятен, да и потом принесет плоды, только если вы ответите честно. Ну а второй — позволит прожить морскую жизнь не без приятствия. Но и только…

Алексеев был искренен. И получил место едва ли не обидное. А потом стоял перед грозным адмиралом и повторял раз за разом, как фехтовальное упражнение:

— Ваше превосходительство, я сам просил о таком назначении.

Тот принялся выговаривать, неожиданно тихо. Степан Степанович Лесовский тоже окончил Морской корпус. Мог бы не церемониться, как однокашник с однокашником. Но именно оттого, что вырос в корпусе, адмирал не мог себя заставить повысить голос! Въелось, как морская соль в кости, как «Отче наш»: портрет императора, замерший перед ним караул. «За веру, царя и Отечество». И вот перед ним… Нет, не призрак. У тех не бывает яркой шевелюры цвета зрелой пшеницы, против моды гладкого лица — без усов и бороды, разве с небольшими бакенбардами… Словно Николай Первый не умер, а помолодел лет на сорок. Или шагнул с портрета — даже не с того, что висит в Морском корпусе, — с холста Доу в галерее героев двенадцатого года. Не подозревающий, что поднимет корону с кровавого снега Сенатской площади. Зеленый. Решительный. Несносный. Разве глаза — не стальные льдинки, а карие, с шалой искрой.

Наверняка Незабвенный так же стоял в далеком четырнадцатом году перед братом Александром. И повторял одно: «Направьте меня в действующую армию. Иначе я не смогу смотреть в глаза своим саперам…» И ведь успел понюхать пороха!