Плацдарм. Игра на выживание - Максим Кораблев Страница 4

Встреча была неизбежна, но торопить события человек не хотел.

* * *

Робинзон обнаружил своего «соседа» где и ожидал – на заросшей косе, глубоко вдававшейся в морскую гладь.

«Сосед» сидел возле костра и увлеченно наблюдал, как жарится какая-то дичь.

Человек явно был неравнодушен к пище.

Это было заметно не только по изрядному брюшку и лоснящейся физиономии, но и по россыпи опустошенных консервных банок. Робинзон, из-за кустов наблюдавший эту идиллическую картинку, хмыкнул.

Человек явно был бестолков – сам Робинзон свои запасы не трогал.

НЗ – дело святое, на случай ранения, болезней.

Облик человека был совершенно дик и контрастировал с окружающей действительностью.

Потертые джинсы, тельняшка, хотя к флоту этот товарищ ну никак не мог иметь отношения, вязаный свитерок, тщательно приведенный в негодность неумелой стиркой.

Все же следовало подойти и попробовать вместе посоображать, как выбираться на континент.

Смущало одно – с обликом «соседа» совершенно не вязалась «Сайга», маленькая, черненькая блестящая машинка, мелкокалиберный спутник профессионального телохранителя.

Такую в джунгли и пустыни населенного опасным зверьем мира мог взять только профи, влюбленный в свою трещотку, которому нипочем маломощные пули, отсутствие приклада и прочие ненужности.

Даже человек сугубо гражданский взял бы что-нибудь помощнее.

Или, допустим, рюкзак.

У бородатого «соседа» была какая-то дрянь из кожзаменителя. Где у него, интересно, хранятся магазины той «Сайги».

Даже ножа и топорика не видно.

Наверняка складная какая-нибудь игрушка с пилкой для ногтей, штопором и открывашкой. Нет, у такого – с вилкой или ложкой, а то и с обоими первейшими в джунглях предметами вместе.

Робинзону сосед категорически не понравился.

Он выполз из-за своего укрытия и направился назад, стараясь не наступить на мелких ящерок, гревшихся на антрацитово-черных овальных камнях. Не прошел он и пары десятков шагов, как «маузер» сам прыгнул к плечу – куст впереди явственно шевельнулся. Затем оттуда послышалось негромкое рычание, и на открытое место вышла собака породы боксер, слюнявая, с купированными ушами и в ошейнике.

– А мог и пальнуть, – буркнул Робинзон, опуская винтовку и садясь на четвереньки. – Ну, иди сюда, друг человека. Ты чей? Того лохматого чувака?

Собака еще раз рыкнула для порядка, но обрубок хвоста бешено завилял. Брызжа слюнями, пес упал на спину, перекатился и вскочил.

Робинзон рассмеялся, с сожалением вспоминая свои терзания – брать собаку или нет? Так и не решился.

А толковая охотничья псина как сократила бы время добычи пропитания. И стоянку бы ночью стерегла.

Это тебе не человек.

Можно и поболтать, и просто так рядом посидеть.

Собака встала и, побежав в сторону зарослей, за которыми виден был костер обжоры, зло зарычала.

Затем гавкнула, посмотрела на человека и зарычала снова.

Робинзон почесал затылок.

– Да я и сам знаю, что он козел. Значит, не евойный ты? Это что же, еще кто у меня на острове есть? Собакам предложения по отправке все же не делали, надо полагать. Где твой хозяин?

Собака села на задние лапы, тряхнула влажными брылями и завыла. Потом, собрав морщины на лбу и шевеля ушами, обежала человека, остановившись опять напротив кустов, ведущих к «соседу», и залаяла.

– Ладно, пошли, а то ты мне сюда этого приманишь, а мне с ним беседовать пока не хочется. Уж лучше динозавры и крабы.

Собака бежала куда-то очень целенаправленно, то и дело возвращаясь и облаивая обратную дорогу, крутясь вокруг человека, а у того голова была полна самых черных подозрений.

Он вспоминал военный ранец, распотрошенный, небрежно брошенный кем-то бестолковым в десяти шагах от лощинки, ведущей к привалу «соседа». Только сейчас он вспомнил, что в ранце, кроме вполне приличной плащ-палатки и разбитой от падения на камни оптики, над которой Робинзон страшно горевал, была масса пустого места, и этикетки от консервов, хотя самих банок, равно как и фляжки, от которой остался чехольчик, не было.

Тогда он запрятал ранец под куст, резонно решив порыться в нем тщательнее, и отправился на поиски «соседа».

Боксер подлетел к поросшей красноватой травой яме, уселся на край и тоскливо завыл. Полный самых гадких мыслей, Робинзон заглянул в полное воды углубление в земле.

Так и есть.

Там лежал человек.

Мертвый.

Точнее – убитый.

Удар был нанесен по шее чем-то весьма острым и оборвал жизнь мгновенно. А вот на траве и орудие убийства – туристический топорик, заляпанный бурым. Бросил его убийца с перепугу.

На мертвеце был импортный «лифчик» под гранаты и магазины. Все еще не веря, Робинзон опустился на колени, маузеровским штыком срезал лифчик. Магазины были те самые, от оружия «для самообороны гражданского населения и служб внутренней охраны объектов» по имени «Сайга».

Гранаты, в карманчике – запалы.

Знаменитая лимонка, мечта всех советских школьников.

Пес ворчал, но терпел мародерство.

Ругая себя последними словами и понимая, что иначе нельзя, Робинзон переправил к себе все мало-мальски полезное из «лифчика» и карманов куртки мертвеца. Затем, едва не поцапавшись с боксером, предал труп чужой земле, поднял винтовку и выстрелил.

«И таблички не поставишь. Не для кого. И что писать? Документов у нас ни у никого нет, а обстоятельства… убит топором голодным сукиным сыном из-за консервов и берданки?»

Робинзон, не оборачиваясь, пошел к месту стоянки «соседа», присоединяя штык, бормоча: «Ублюдок… сам не озаботился снарядиться, так на тебе… подошел поболтать, наверное, и р-раз… Ведь мог и попросить. И жратвы, и оружия… Или сам чего соорудить…»

Боксер остался выть над могилой, и вой этот был пострашнее рева морских чудовищ. Робинзон, не скрываясь, пер напролом. Колючие ветви расцарапали лицо, от душившего его бешенства он едва не налетел на висевшего посреди лощинки лжепаука.

Тот взлетел на клейкой нити вверх и ввинтился в крону, зло скрежеща жвалами.

Вот и стоянка…

На треск ветвей «сосед» вскочил.

Увидев человека, призывно замахал руками. В левой у него был кусок мяса, с которого на тельник капал сок. Робинзон, видя только его контур, шел вперед молча, выставив перед собой штык, и даже не услышал удивленного возгласа и не почувствовал момента, когда сталь пронзила плоть.