Последняя теорема - Фредерик Пол Страница 4

Ранджит вздохнул. От разговора никак не уйти, поэтому лучше подумать о другом, более важном. О том, что никак не выходит из головы.

Сидя на вершине Свами-Рок, этой скалы, возвышавшейся на сотню метров над беспокойными водами Бенгальского залива, Ранджит устремил взгляд на восток. В сумерках нельзя было увидеть что-либо, кроме моря. На самом деле там и не было ничего, кроме моря. Только преодолев больше тысячи километров и миновав несколько островов, можно добраться до побережья Таиланда.

К вечеру улегся северо-восточный муссон и небо стало абсолютно ясным. Невысоко над восточным горизонтом зажглась звезда, едва заметно подкрашенная оранжево-красным, — самая яркая на небосводе. Интересно, как она называется? Отец наверняка знал. Ганеш Субраманьян свято верил в астрологию, как и полагалось индуистскому жрецу. Но кроме того, он всю жизнь питал интерес к светским наукам. Знал названия всех планет Солнечной системы и многих химических элементов. Мог объяснить, почему несколько стержней, изготовленных из чистого урана, способны производить электрическую энергию, которой хватает для освещения огромного города. Часть этой любви к наукам Ганеш передал сыну. Правда, Ранджита не так сильно интересовали астрономия, физика и биология. Гораздо больше его влекла та отрасль знаний, которая соединяла все остальные, — математика.

Ранджит знал, что этим он обязан отцу. На тринадцатый день рождения отец подарил ему книгу под названием «Апология математика», автором был Г. Х. Харди. Читая ее, Ранджит впервые наткнулся на имя Сринивасы Рамануджана, бедного индийского чиновника, который, не получив профессионального математического образования, стал чудом в математическом мире в мрачные годы Первой мировой войны. Харди получил от Рамануджана письмо почти с сотней теорем, пригласил его в Англию и привел к мировой славе.

Пример Рамануджана вдохновлял Ранджита. Вот убедительное доказательство тому, что любой человек может оказаться гениальным математиком. А книга Харди пробудила в юноше жгучий интерес к теории чисел. И не только к теории чисел, но и к удивительным открытиям гениального Пьера де Ферма — французского математика, жившего в семнадцатом веке. Еще более Ранджита поразил глобальный вопрос, оставленный Ферма потомкам: доказательство — вернее, доказательство того, что доказательства не существует, — знаменитой последней теоремы.

Эта теорема не давала Ранджиту покоя, и именно о ней он собирался размышлять на протяжении часа. Жаль, что у него — стараниями лучшего друга — не было при себе калькулятора. «Помнишь моего двоюродного брата Харита? — спросил Гамини. — Того, который служит в армии в чине капитана? Он говорит, что некоторые охранники в поездах конфискуют калькуляторы, а потом продают их за бесценок. Твой роскошный „Техас инструментс“ стоит двести долларов, а его отдадут за десять баксов какому-нибудь купчишке, которому всего-то и нужно сводить дебет с кредитом». И Ранджит последовал совету.

Конечно, отсутствие калькулятора раздражало Ранджита, но не слишком, потому что последняя теорема Ферма поражала своей простотой. Ну в самом деле, что может быть элементарнее, чем а2 + b2= с2? То есть сумма квадратов катетов прямоугольного треугольника равна квадрату гипотенузы. (Простейший случай — когда а равняется трем, b — четырем, а длина гипотенузы равна пяти, но и для других чисел это правило справедливо.)

Это уравнение любой может решить с помощью линейки и арифметических действий. Но Ферма задал задачу нескольким поколениям математиков, утверждая, что такая взаимосвязь действует исключительно для квадратов, а не для кубов и любых более высоких степеней. Он заявил, что может доказать это.

Но доказательства не опубликовал.

(Если вам интересно почитать подробнее о последней теореме Ферма, смотрите «Третье послесловие» в конце этой книги.)

Ранджит потянулся, зевнул и отвлекся от раздумий. Он подобрал гальку и постарался зашвырнуть как можно дальше; камешек пропал в сумерках задолго до своего падения в воду. Ранджит улыбнулся.

«Ну ладно, — признал он, — то, что обо мне говорят, не так уж несправедливо».

В частности, не так уж несправедливо говорят, что он зациклен.

Свое увлечение Ранджит выбрал рано, и оно по сей день с ним, и теперь он один из так называемых ферматистов. Если Ферма утверждал, что у него есть доказательство, то Ранджит Субраманьян свято верил: доказательство существует.

Однако Ранджит, конечно, не имел в виду никаких отклонений от истинного пути типа так называемого доказательства Уайлса, которое пытался обсудить с профессором математики в университете. Если эти неуклюжие старомодные — конца двадцатого века! — выкладки можно назвать доказательством и если вообще можно назвать доказательством то, чего не способен постичь биологический организм под названием человек. Правда, ценность разработанного Уайлсом технического метода Ранджит не отрицал, но он был уверен, что совсем иного рода доказательство имел в виду сам Пьер де Ферма, когда оставлял загадочный комментарий на полях «Арифметики» Диофанта. О чем Ранджит и поведал Гамини Бандаре перед тем, как треклятый вахтер открыл дверь и увидел их вдвоем. Ранджит снова улыбнулся, немного смущенно, вспомнив, как потом сказал приятелю, что сам намерен найти доказательство теоремы Ферма. И после этих его слов началась дружеская потасовка, свидетелем которой и стал вахтер.

Ранджит настолько погрузился в воспоминания, что не услышал шагов отца и очнулся, лишь когда услышал:

— Задумался?

Стариковская рука тяжело легла на плечо Ранджита, и он не смог встать. Ганеш сел рядом и самым внимательным образом рассмотрел лицо сына, его одежду и фигуру.

— Ты худой, — недовольно отметил Ганеш.

— Ты тоже, — с улыбкой отозвался Ранджит. Он немного встревожился, потому что такого выражения на отцовском лице прежде не замечал, тревога и печаль были несвойственны уравновешенному старику. Ранджит добавил: — Не волнуйся, в университете хорошо кормят.

Отец кивнул.

— Да, — сказал он таким тоном, словно хотел подчеркнуть, что прекрасно осведомлен о том, как питается его сын. — А ну-ка, поведай, что еще хорошего там делают для вашего брата.

Что это, уж не предложение ли поговорить насчет права юноши на личную жизнь и недопустимости чрезмерного надзора со стороны обслуги? Ранджит решил как можно дольше уклоняться от этой темы.

— В последнее время, — сказал он, торопливо импровизируя, — я в основном занимаюсь математикой. Ты ведь знаешь последнюю теорему Ферма. — Впервые заметив во взгляде отца искреннее веселье, Ранджит добавил: — Ну еще бы не знать, это же ты мне подарил книжку Харди. В общем, существует так называемое доказательство Уайлса. На самом деле это просто ни в какие ворота! На чем Уайлс его строит? На утверждении Кена Рибета, будто бы тот обнаружил связь между теоремами Ферма и Таниямы-Шимуры. А это означает, что…

Ганеш похлопал сына по плечу.

— Ладно-ладно, Ранджит, — мягко проговорил он. — Насчет Таниямы-Шимуры можешь мне не объяснять.