Телефонист - Владимир Чернявский Страница 4

Истошно залаяла собака. В окне крайнего вагончика загорелся свет, скрипнула дверь.

– Кто здесь? – раздался хриплый бас.

Марк попятился в тень, развернулся и побежал дальше.

Дождь прекратился, как по щелчку. Плащ промок, и Марка потряхивало от холода и сырости. Хлюпая ботинками по жирной грязи, он аккуратно пробрался между ковшами экскаваторов, обогнул старый армейский тягач и вышел к бетонному забору с противоположной стороны стройки. За ним оказалась пешеходная улица и длинный ряд панельных пятиэтажек. На торце ближайшего дома висел гигантский плакат с изображением толстой физиономии Виктора Курца. Тот пристально вглядывался в темноту поверх забора стройки, в сторону дома Елены Эдгард. Снизу плаката шла жирная надпись: «Миротворец». Марк с этим не спорил: Курц остановил войну и объединил враждующие части города. А еще он убийца и деспот в маске благопристойности.

Ушибленное колено ныло. Марк с трудом счистил грязь с ботинок и поплелся вдоль улицы. Окрестности казались смутно знакомыми. Через десяток метров впереди показалась темная чугунная ограда. Позади послышался гул мотора. Марк обернулся. В дальнем конце улицы появились две точки горящих фар. Проблесковые маячки на крыше машины озаряли окрестные дома красными и синими всполохами. «Вот и Особая служба пожаловала», – с досадой процедил Марк. Особисты наверняка засекли скопление теней и теперь ищут телефониста, ставшего источником возбуждения.

Машина быстро приближалась, по-звериному завыла сирена. Марк рванул вперед, забыв про боль в колене. За десять секунд он добежал до ограды и нырнул в темную щель открытой калитки. Он едва отдышался, когда мимо пронесся черный фургон.

Звук сирены постепенно удалялся и наконец затих. Марк закрыл за собой калитку и вгляделся в вечерний полумрак. Впереди под светом редких фонарей тянулись нестройные ряды могил и однообразные памятники – застывшие в скорбных позах мраморные женщины и дети, граненые миниатюрные обелиски. Марк уже давно не приходил на это кладбище. Он поморщился. Если бы люди знали правду о смерти, то не оплакивали бы мертвые тела родных.

Марк медленно побрел по дорожке, ведущей от калитки вглубь кладбища. Колено болело, приходилось часто останавливаться и отдыхать, присаживаясь на могильные плиты. Марка била мелкая дрожь. Минут через двадцать впереди открылась широкая, закатанная в асфальт аллея. Вдоль нее, словно часовые, вытянулись черные кипарисы.

Ноги помнили дорогу. Марк прибавил шагу. Миновав десяток участков, он свернул на размокшую узкую тропинку и пошел к центру кладбища. Через несколько минут могилы поредели. Посредине песчаной площадки к небу тянулись два белых обелиска. Между ними на метровой высоте висел куб из черного гранита. Фигура, казалось, парила над землей, но Марк знал, что ее удерживают тонкие стальные тросы. В сумраке грани куба выглядели гладкими. Марк подошел вплотную, провел ладонью по мокрой после дождя поверхности камня. Подушечки пальцев нащупали вереницу мелких неглубоких вырезов.

Сзади послышался шорох, Марк обернулся. К нему вразвалку приближалась высокая плечистая фигура. По походке чувствовалось, что идет человек мощный, с крепкой костью.

– Ы-ы-ы! – донеслось до Марка.

Он улыбнулся и пошел навстречу нежданному гостю:

– Матвей!

Через мгновение Марк увидел лицо здоровяка: широкие скулы, по-детски пухлые губы, белки глаз, сверкающие из-под густых черных бровей. Одет он был в поношенную зеленую куртку, мятые армейские штаны и стоптанные зимние сапоги. На плече у него висел рюкзак.

Марк подошел к Матвею вплотную. Они обнялись, и Марк скривился от резкого запаха дешевого табака и какой-то химии.

– Привет, дружище! – Он похлопал здоровяка по спине.

Тот в долгу не остался и сжал Марка в объятиях с такой силой, что у того перехватило дыхание.

* * *

Марк впервые встретил Матвея десять лет назад. Тогда, еще новобранцами, Марк с Андреем Бенешем явился в гарнизонный хозблок за военной формой. Следом пришел двухметровый здоровяк в сером щегольском костюме в тонкую полоску, шляпе и лакированных туфлях. В руках он держал простой крестьянский узелок со сменой белья. Загорелое лицо выдавало в нем жителя южных окраин, где тянутся бесконечные поля и фермы. Похоже, собираясь в военкомат, Матвей надел свою лучшую одежду, купленную родителями сразу на школьный выпускной, свадьбу и похороны.

Марку и Андрею подошла стандартная роба, а с Матвеем кладовщику пришлось повозиться. Лысый ефрейтор со стальными протезами ниже колен громыхал по складу, матерясь и хлопая дверцами шкафов. Особенно долго провозились с сапогами. В итоге Матвею достались шикарные горные берцы гигантского размера. Поговаривали, что трофейные. Только от снайперов ботинки не спасали. Матвей со своей комплекцией в первый же год боев дважды попадал в госпиталь.

Как-то ночью их сводный батальон высадили с понтонов на правый берег реки. К обеду они вышли на центральный проспект Заречья. Стояла жуткая жара. Солнце будто придвинулось к земле, чтобы выжечь все живое. Горячий ветер гонял над разбитым асфальтом серую пыль и запах гари. Пот стекал из-под каски на лицо и испарялся.

Передовые отряды легко подавили огонь нескольких дотов и уже продвинулись до первого перекрестка, когда им навстречу выехали танки. Угловатые сорокатонные машины, рыча моторами и лязгая гусеницами, за пару минут выстроились клином поперек проспекта и принялись расстреливать наступающую на легкой броне пехоту.

Первый снаряд разорвался метрах в тридцати. Марк упал плашмя и пополз к ближайшим развалинам, чувствуя, как под ним дрожит и вздрагивает горячий асфальт. Кровь ударила в виски и наполнила рот металлическим привкусом. Снаряды рвались один за другим, камни и комья земли градом били по спине, стучали по каске. Марк чудом добрался до разбитой стены дома и рывком перебросил тело через щербатые камни. Отдышался и осторожно выглянул наружу.

В его сторону согнувшись бежал Матвей.

– Ложи-ись! – Марк по грудь высунулся из укрытия.

Матвею оставалось метров пять до развалин, когда земля рядом с ним вздыбилась и разлетелась фонтаном комьев, осколков и пыли. Матвея откинуло к стене дома. Он упал и остался лежать на тротуаре. Марк рванулся к нему, но тут же закричал от жгучей боли в ноге. Он прижал руку к бедру – между пальцами текла темная кровь. Он пополз к реке и уже начал терять сознание, когда его подобрал медбрат.

Потом выяснилось, что разведка проморгала подземные ангары с полусотней танков. Пятьсот человек отправили на бойню. Треть из них так и осталась лежать на проспекте. Живых и раненых вывезли подоспевшие десантные катера.

Матвей долго лечился, но доктора так и не вернули ему речь. Возможно, в этом тоже была удача – его списали в тыл до начала самых жарких боев. После войны он остался в городе – скитался по приютам и ночлежкам, связался с катакомбниками и перебрался на кладбище. Марк несколько раз снимал Матвею жилье, но тот неизменно возвращался на могилы. Похоже, он свыкся с новым образом жизни.