Вирус Зоны. Сеятель - Дмитрий Лазарев Страница 4

Я чувствую чье-то присутствие. Оглядываюсь по сторонам, не вижу никого, но ощущение это меньше не становится. Скорее, наоборот. Меня внезапно захлестывает волна темноты, и мир гаснет.

* * *

Вспышка! Зрение возвращается ко мне. Я вроде там же, а вроде и в другом месте, в этом проклятом буреломе черт разберет – никаких ориентиров на километры окрест. Но все же кажется, что я сместился куда-то. Интересно, как? Полз без сознания? Или просто опять ничего не помню? Второй вариант тоже, конечно, не фонтан, но первый – это вообще кромешная жуть. Это даже не лунатизм, а больше похоже на одержимость – как будто кто-то управлял моим телом, пока я был в отключке. Не хочу думать об этом – страшно.

Пытаюсь ползти. Куда – не знаю. Но что-то внутри меня подсказывает направление. Где-то там моя цель – кто-то или что-то, кого или что я пытаюсь найти. По-прежнему не помню, что ищу. Но это важно. Кружится голова, меня тошнит. Хотя последнее – скорее всего от голода. Откуда-то точно знаю, что не ел уже несколько часов. И при себе ни крошки. С водой несколько проще – недавно прошел дождь, и в расщепленном пне, недавно представлявшем собой основание ствола здоровенной ели, скопилась вода. Жажду утолил, но без еды я долго не протяну…

Чувствую приближение кого-то. Живые, причем с разных сторон – спереди и сзади. Спереди – там, куда я, собственно, и стремлюсь, пахнет опасностью. Те, кто приближается оттуда, несут угрозу. Именно мне. Нельзя, чтобы они меня нашли, особенно беспомощным. Надо подкрепить силы. А вот для этого как раз могут пригодиться другие – те, что идут сзади.

Откуда я это знаю? Вернее, с чего я это взял? Мысль кажется не моей, будто кто-то подумал ее моей головой, если, конечно, можно так выразиться.

Зрение опять мутится, картинка расплывается, словно в не наведенном на резкость фотоаппарате, затем на мгновение гаснет, а когда мне снова «включают свет», происходящее кажется каким-то сюрреалистическим действом. Две косули. Приближаются медленно, осторожно переставляя тонкие ноги среди бурелома. Идут целенаправленно ко мне. Я плохо вижу их, так как зрение по-прежнему мутится, но ощущаю исходящий от них страх, будто я – хищник, находящий жертву не по ее запаху, а по запаху страха, который она испытывает. Две косули – и есть жертвы. Я это понимаю, они это понимают, но продолжают покорно идти на заклание, как загипнотизированные…

Именно! Именно загипнотизированные! Будто я ими управляю подобно Измененным-животноводам. Во мне поднимается волна протеста: нет, я не хочу! «Тогда сдохнешь!» – холодно отвечает мне мое сознание. Понимаю, что так оно и есть. Страх и отвращение борются во мне с отчаянным, звериным желанием выжить во что бы то ни стало. Я важнее! Ценнее этих двух жалких косуль в десятки раз. Я могу сотворить еще столько полезного, стольких спасти, выполнить свою миссию. Люди охотятся на животных, убивают их, едят их мясо, делают из их шкур одежду. Я ведь не из тех, кто предпочитает думать, будто мясо само появляется в магазинах в свежемороженом или парном виде? Нет. Я и сам убивал, причем не только животных. Людей тоже.

«Да, но не так!» – возражаю я сам себе.

«У тебя ничего нет, – спорят со мной. – Ни ружья, ни пистолета, ни даже ножа. А это есть. Да и какая, к черту, разница, каким способом ты их убьешь?»

Резонно. Трудно спорить. И это мысленное согласие на то, что должно произойти, будто отстраняет мое сознание от действия, заставляет уйти с поля на зрительские места, и я превращаюсь в наблюдателя. Это странное, безумное ощущение – смотреть на то, что делаю я, как бы изнутри своего тела и в то же время со стороны. Иллюзия, конечно, но жутко реалистичная, от которой уж точно пахнет клиникой. Но мне как-то резко и вдруг делается все равно.

Косули уже в паре метров от меня, и что-то внутри решает, что достаточно. Тело мое вдруг испускает холодную энергетическую волну, которая накрывает двух несчастных копытных. Они начинают шататься, у них подламываются ноги. Та, что поменьше, видимо, подросший детеныш, падает первой, а следом валится и вторая. Жизни в них остается все меньше и меньше, а вот я вдруг ощущаю, что меня наполняет сила. Постепенно отступает боль в суставах и во всем теле, мышцы становятся более упругими, и кажется, даже сильные ссадины и поверхностные раны начинают чесаться, затягиваясь. Сила пьющего жизнь. Откуда она у меня? Никогда не было… вроде. Если, конечно, это не очередной трюк моей разодранной на лоскутки памяти – «тут помню, тут не помню».

Все. Косули мертвы, а я… я почти в порядке, если не считать бардака в голове. Поднимаюсь на ноги. К моему удивлению, это получается у меня без особого труда и даже почти без болевых ощущений. Стараюсь не смотреть на мертвых косуль. Есть я их не буду – мне их даже разделать нечем. Я среди леса, совсем не подготовленный к походу. Огонь развести тоже нечем. Даже трением, потому что вокруг все влажное после дождя.

Но силы у меня уже есть, и я могу идти. Точнее, уходить, прятаться, потому что я еще не в оптимальных кондициях, а враги приближаются, и их много. Что это именно враги, не сомневаюсь нисколько. Вернее, не сомневается что-то внутри меня. Я слышу отдаленный гул моторов и стрекот вертолетов в небе, и волна страха накрывает меня с головой. Даже не просто страха – паники. Все мое существо стремится как можно скорее оказаться подальше отсюда, но пока не может, а те, что приближаются, воспринимаются мною как охотники с точки зрения затравленного матерого волка. Они давно мечтают снять с меня шкуру и повесить ее на стену. Вернее, поймать меня, запереть в клетку и тщательно изучить в своих лабораториях. АПБР!

Эти четыре буквы вызывают у меня смешанные чувства. Только встречаться с теми, кого они обозначают, я совершенно не жажду. Уйти, скрыться! Однако я не только слышу, но и чувствую. Чувствую кое-что помимо приближения увешанных оружием оперативников АПБР. Где-то недалеко моя цель, та, которую я ищу. Да, все-таки «кто» и «она», вспомнил. Только черты лица расплываются. Но она тоже где-то там, неподалеку. А значит, нельзя мне уходить и скрываться. Я должен найти ее. Нельзя упустить, потому что если она уедет далеко, я могу ее потерять, а если с ней что-нибудь случится… даже думать об этом не хочу. Так что я остаюсь, и точка!

«С ума сошел?! – истерично верещит часть моего сознания. – Жить надоело?!»

«Конечно, нет! – упираюсь рогом я. – Но там она, и я не могу отдать ее на милость этих…»

«Чокнутый!» – безапелляционно ставит диагноз мой внутренний оппонент, и зрение мое снова туманится.

Дальше я не очень понимаю, что творю и как я это творю. Меня словно опять просят уйти со сцены и пересаживают в зрительный зал. Это бесит безмерно, но сделать я ничего не могу – реальность снова начинает мерцать и через какое-то время меркнет совсем.

* * *

Вспышка! Прихожу в себя, лежа в засаде среди бурелома. Очень грамотно лежа, в хорошо выбранном месте, так что меня трудно увидеть, если не прочесывать местность частым гребнем. Не похоже, что я просто брякнулся здесь в обморок. Это ж какое-то дикое везение должно быть, чтобы так удачно упасть.