Крымский излом - Александр Харников Страница 39

– Жить хочу, пощадите, жить... – одиночный выстрел оборвал крик на полуслове. Тишина.

«Мамочка, – думала я, вжимаясь в утоптанную глину пола барака, – неужели наши? Иначе с чего бы это немцам убивать своих холуев?»

И тут где-то рядом, прямо за стеной раздаётся хрипловатый мужской голос:

– Товарищ капитан, смотрите... – а дальше прошла ни разу не повторяющаяся шестнадцатиэтажная словесная конструкция, в ходе которой боец выразил своё сожаление о том, что охрана лагеря умерла так легко и быстро.

Сердце у меня от волнения прыгнуло к самому горлу, – ... всё-таки – НАШИ! Слова "товарищ капитан" – они как пароль. Откуда здесь наши, почему на танках – это сейчас не так уж важно, главное, что это наши.

Со скрипом распахивается дверь в барак, вместе с неярким светом утра в надышанную полутьму врывается ледяной январский воздух, и голос, правда уже другой, чуть постарше:

– А ну, товарищи женщины, будьте любезны – выходите по одной, не задерживайтесь!

Свет ударил мне в глаза, заставив зажмуриться. Ледяной ветер легко пробил гимнастёрку и истрепанное нижнее белье, обжёг тело. Постепенно глаза привыкли, стали различимы детали. Я увидела дымящиеся руины барака охраны и изломанные трупы людей в мышастых шинелях. Разбитые вышки и свешивающееся с одной из них тело пулемётчика. Запах сгоревшего пороха и тротила, сладковатый соляровый перегар работающих танковых дизелей. Бойцы в одинаковой странной пятнистой униформе, лица разрисованы диагональными чёрными полосами, как у дикарей, даже сразу не поймешь, кто они такие и где их командир. Все вооружены ранее невиданными короткими карабинами с длинными изогнутыми магазинами. Пусть я была всего лишь военврач, но в оружии худо-бедно разбираюсь.

Танки, по зимнему заляпанные полустёршейся известью, мне тоже незнакомы. Но из-под белых пятен проглядывал не проклятый танкгрей, а привычный советский 4БО. Среди "пятнистых" были и чёрные бушлаты военных моряков. И оружие у них более привычное: СВТ, ППД, немецкие МП-40. Но видно было, что с "пятнистыми" они запросто, обмениваются куревом, пересмеиваются о чём-то о своём. На женщин смотрят с какой-то жалостью и сочувствием.

Я и мои подруги по несчастью, конечно, не верили немецкой пропаганде, будто нас, как изменников Родины, расстреляет НКВД, но всё же… А вдруг?

У одного из танков совещались два морских командира и пятеро "пятнистых". Обрывок фразы, долетевший оттуда вместе с ветром: « Товарищ генерал-лейтенант…», заставил всех дёрнуться. Пожилая санитарка, баба Маша, не иначе, как чудом дотянувшая до освобождения, душа и мать барака, с трудом доковыляла до группы морячков в чёрных бушлатах.

– А кто енто, сынки?

- Осназ РГК, мамаша! – ответил коренастый тоже немолодой старшина, отбросив в сторону цигарку. – Правильные бойцы, немцев душат, как удав кроликов...

И почти тут же раздался голос командира моряков.

– Старшина Ерёменко, нас оставляют для защиты лагеря. Возьми бойцов, пораздевай дохлых фрицев и полицаев. Им уже всё равно, а женщины мёрзнут.

Тем временем "пятнистые", торопливо побросав курево, порысили к танкам. Взревели на повышенных оборотах моторы. Пятясь задним ходом, с запрыгнувшими на броню бойцами, танки стали выбираться из лагеря.

- Оставляют, – вздохнул старшина. – Запомните, хлопцы, мудрую мысль: как сказал товарищ Рагуленко, хоть всех фрицев и не убьёшь, но к этому надо стремиться. Но, увы, сегодня не наш день. Будем няньками при женском поле.

– Хлопцы, – крикнул он своим подчиненным, – слыхали, что лейтенант сказал? А ну, бегом марш!

Когда оставшиеся в лагере моряки направились к бараку охраны, старшина повернулся к женщинам.

– Вы, дамочки, главное ничего не бойтесь...

Сзади подошёл лейтенант.

– А ты что тут делаешь, Ерёменко? Я же ясно сказал – возьми бойцов... Да и поищи там в развалинах, что-нибудь съедобное, что-то эти гады ведь жрали. Надо хотя бы раз по-человечески накормить женщин перед эвакуацией.

- Так точно, товарищ лейтенант, – козырнул старшина. – Приказ понятен, разрешите идти?

- Иди, старшина, – лейтенант посмотрел на столпившихся перед ним женщин, и представился: – Пётр Борисов, разведотдел штаба Черноморского флота, лейтенант. Бояться, действительно, не надо. Скоро придут машины и вы поедете в Евпаторию, в госпиталь. Там особист конечно поспрошает, это само собой, но если совесть чиста, то и вам ничего не грозит...

- Товарищ лейтенант, – я сделала шаг вперёд. – Военврач 3-го ранга Лапина. Нельзя нас сейчас кормить "по-человечески". Хоть и хочется, но нельзя. Нам сейчас есть понемногу надо, и лучше всего жидкое, а иначе так можно и умереть.

- Понятно! – Лейтенант озадаченно сдвинул на затылок шапку со звёздочкой. – Спасибо, товарищ военврач 3-го ранга, просветили.

И тут мы увидели, что это обыкновенный, пусть и опалённый войной, двадцатичетырёхлетний мальчишка с проседью на висках.

Уже позже, когда всех нас накормили горячим жидким бульоном, сваренным из немецких консервов, когда невиданный винтокрылый автожир привёз в лагерь врачей и почему-то кинооператоров, когда нас сажали в огромные тентованные грузовики неизвестной марки, наверное, американские, у меня вдруг шевельнулось предчувствие чего-то непонятного, что ожидало нас впереди. Обычная жизнь кончилась, началась неизвестность.