Вторжение. Книга 1. Битва за рай - Джон Марсден Страница 38

— Да, здесь прекрасно, — откликнулся Ли. — Тебе повезло. А вот в ресторане ничего прекрасного нет. Но всё равно я то же самое чувствую к нему, что и ты к своей земле. Думаю, дело в том, что мы все сделали своими руками. Если кто-то разбивает окно, он разбивает стекло, которое папа сам вырезал и вставил, стекло, которое я протирал тысячу раз, и к тому же при этом рвутся занавески, которые сшила мама. Ты привязываешься к какому-то месту, оно становится для тебя особенным. Наверное, во всём можно видеть красоту.

Я переползла поближе к нему:

— А тебе стало очень худо, когда ты увидел, как там всё разгромлено?

— Было столько причин чувствовать себя ужасно, что не знаю, с чего и начать. Наверное, это даже не слишком меня потрясло.

— Да, и меня тоже. Когда мы сюда приехали утром и я увидела, что тут творится... не знаю. Я ведь чего-то такого ожидала, но всё равно это было ужасно. Мне даже стыдно стало оттого, что я не испытываю достаточно сильных чувств. Наверное, как ты и сказал, слишком многое произошло. Слишком многое.

— Да.

Ли произнёс всего одно слово, но я никогда не забуду того, как он это сказал, — словно в одном коротком слове уместилось всё то, о чём я говорила. Я придвинулась ещё ближе к нему, продолжая говорить:

— И ещё я думаю о Корри и о том, как всё жутко должно быть для неё, куда хуже, чем для меня. И для всех, у кого есть младшие братья и сестрёнки. Это страшно. А представь, что должны чувствовать родители Криса, они ведь за границей и, наверное, даже не могут вернуться домой и представления не имеют, что там с Крисом.

— Но мы не знаем, насколько всё это распространилось. Может, и другие страны тоже... Помнишь, как мы шутили там, в Аду, насчёт Третьей мировой войны? А мы могли и угадать.

Ли обнял меня, и мы лежали, глядя на старые деревянные стропила сарая для сена.

— Ты мне снился, — сказала наконец я.

— Когда?

— Только что, этим утром, тут, в сарае.

— Правда? И как именно?

— Ох... ну, мы кое-чем занимались, вот так же, как сейчас.

— Правда? Я рад, что это стало реальностью.

— Я тоже.

Мне действительно было приятно, но я как-то не разобралась в своих чувствах к Ли и чувствах к Гомеру. Прошлым вечером мы с Гомером держались за руки, и от этого было так тепло и приятно, а теперь я лежала рядом с Ли... Он легонько поцеловал меня в нос, потом уже не так легонько в губы, потом ещё несколько раз, уже страстно. Я поцеловала его в ответ, но потом слегка отстранилась. Я вовсе не собиралась становиться местной шлюшкой, мне не нравилась мысль о том, что я вроде как спуталась с двумя мальчиками одновременно. Я вздохнула и высвободилась:

— Пойду-ка лучше посмотрю, как там Крис.

Крис был в полном порядке, уж слишком в порядке. Он крепко спал на посту, и я просто взбесилась. Я заорала, завизжала, а потом даже крепко пнула его ногой. Но, даже делая всё это, я ощущала потрясение от собственных действий. Да и теперь, думая об этом, я заново поражаюсь. Сильнее всего меня напугала мысль о том, что, может быть, все те жестокости, которые я творила, вроде сенокосилки и грузовика, за какую-то пару ночей превратили меня в бешеное чудовище. Но, если честно, со стороны Криса было непростительно заснуть. Он ведь из-за своей слабости подвергал риску наши жизни. Я вспомнила наш летний лагерь, один разговор там: кто-то сказал, что в армии, если солдат засыпает на посту, его казнят. Мы были потрясены. Да, логика подобного понятна, но, может быть, как раз самым ужасным и является та логичность... Холодная, безжалостная логичность. Мы просто не ожидали, что реальная жизнь станет такой экстремальной. Но в тот момент я действительно чувствовала, что могла бы убить Криса. А он, перевернувшись на бок и поднявшись, уставился на меня с настоящим страхом.

— Эй, остынь, Элли! Полегче, — пробормотал он.

— Полегче?! — заорала я ему в лицо. — О да, ты это умеешь! Вот только если мы будем на всё смотреть полегче, мы просто умрём! Ты что, не понимаешь, что всё изменилось? Ты этого не понимаешь? Если нет, то ты точно так же можешь взять винтовку и прикончить нас всех прямо сейчас! Потому что ты умеешь смотреть на всё легко!

Крис ушёл, покраснев и что-то бормоча себе под нос. Я села на его место. Через минуту или две у меня, похоже, наступило нечто вроде послешокового состояния. Мне пришлось запереть все свои эмоциональные реакции, потому что для такой роскоши просто не было времени. Но не зря ведь говорится: подавленные эмоции — это отложенные эмоции. Я так много подавляла, что река вышла из берегов. Большая часть того дня для меня потерялась. Гомер мне говорил много позже, что я несколько часов подряд просидела в углу сарая, закутавшись в одеяло, дрожа и повторяя всем, что нужна осторожность. Наверное, я пошла тем же путём, что и Корри, только немножко в другую сторону. Я отчётливо помню, как отказывалась от еды и наконец ужасно проголодалась, но есть всё равно не стала, потому что была уверена: меня стошнит. А Гомер сказал, что я съела так много, что они за меня испугались и больше ничего не дали. Странно...

Я была ужасно огорчена тем, что мне не позволили сесть за руль «лендровера», ведь я обещала папе, что никому больше не разрешу водить эту машину. Впрочем, я вдруг устала спорить, забралась назад и заснула. Гомер повёл машину к Тейлор-Стич. Если бы я это знала, то не отказалась бы от спора так внезапно и окончательно.

Каким-то образом поздно ночью я всё же доползла до Ада и забралась в палатку к Корри, которая впала в истерическую радость, увидев нас. Я проспала три дня подряд, просыпаясь лишь изредка, чтобы поесть, сходить в туалет и немножко поболтать. Я помню даже, как успокаивала Криса, он ведь думал, что это он виноват в моём нервном срыве. Я не спрашивала, как до Ада добрался Ли, но, когда ко мне постепенно вернулась способность мыслить, я узнала, что ребята сделали из веток носилки и несли его. Робин и Гомер сменяли друг друга с одной стороны носилок, а с другой стороны их держал Крис, всю дорогу в темноте, хотя и сложен был куда более хрупко.

В общем, я решила, что он искупил свою вину.

Все эти три дня мне снились кошмары, каких я и не видела прежде. Демонические фигуры неслись от меня с воем, я ощущала хруст черепов под ногами. Горящие тела протягивали ко мне руки, умоляя о милосердии. Я убивала всех, даже тех, кого любила сильнее всего. Я швырнула газовый баллон и взорвала дом, в котором были мои родители. Подожгла сарай, в котором спали мои друзья. Переехала на машине двоюродного брага и не смогла спасти свою собаку, которую унесло паводком. И хотя я бегала вокруг и звала на помощь, звала людей и «скорую помощь», никто не откликнулся. Похоже, никому это не было интересно. Нет, люди вокруг не были жестоки, просто слишком заняты или равнодушны. А я стала демоном смерти, и в мире не осталось ни единого ангела, никого, кто мог бы сделать меня лучше или спасти меня от тех бедствий, которые я причиняла.

А потом я проснулась. Было раннее утро, очень раннее. И день обещал быть прекрасным. Я лежала в спальном мешке, глядя на небо и деревья. Почему в английском языке так мало слов для обозначения оттенков зелёного? Каждый листок и каждое дерево стали другими, каждый обладал собственным оттенком. Ещё один пример того, как далеко природа обгоняет человека. Что-то порхнуло с ветки на ветку одного из деревьев... маленькая птичка, чёрная с тёмно-красным, с длинными крыльями... она внимательно изучала кору. А выше в небе кружили два больших белых попугая. И по их крикам можно было предположить, что где-то рядом их целая стая, а эти две птицы просто отстали. Я села, чтобы рассмотреть остальных птиц, но их не было видно. Поэтому я выползла из палатки, придерживая спальник, — как какое-нибудь насекомое, наполовину выбравшееся из кокона. Попугаи рассыпались в небе, как хриплоголосые ангелы. Они неслись мимо, их было слишком много, чтобы сосчитать, и наконец исчезли из виду, но я всё ещё слышала их дружелюбные крики.