Законы войны - Владимир Мельник Страница 37

Я еле стащил с себя убитого и увидел, что американцы уже в четырехстах метрах от нас. Крикнул бойцам:

— Не стрелять! Подпустить поближе! Приготовить гранатометы! Сейчас мы этим уе…м ср…м, мать их… (ну вы поняли, короче говоря, что я хотел сказать) покажем! Патронов не жалеть! Чем больше вы их уе…нов прип…ите, тем меньше их придется ху…ть завтра! Командирам отделений проверить личный состав и доложить по команде! У убитых собрать оружие и боеприпасы, а также хавчик и документы! Документы сдать мне! Остальное сдать на пункт боепитания после боя! Стрелять только по моей команде! Понятно! Братки! Работать по пехоте наверняка!

— Товарищ младший лейтенант, вы ранены? — спросил стоявший рядом Ивасов.

— Да нет, это Черняховский… Я ему жизнью обязан. Иди на место.

— Окей, Вова, давай держись! Ты молодца! Давай в таком же духе.

Пришлось также снять разгрузку с убитого мехвода, у которого было, пять полных спаренных рожков и снял с него «Муху». Встал к пулемету, но и он был разбит. Поставил рядом трубу реактивной гранаты, отыскал на дне свой автомат и приник к нему. Американские солдаты и сопровождающие «Брэдли» неумолимо приближались. Когда оставалось не больше двухсот метров, скомандовал: «Огонь!». И затрещали автоматы и пулеметы. Выстрелом из пушки БМП был подбит головной «Брэдли», а снайпер из СВД добил экипаж, который начал выскакивать из загоревшейся машины. Начали свистеть пули и осколки от разорвавшихся рядом снарядов. Оглушительно рявкнул и подпрыгнул на своей треноге СПГ, дымный след от снаряда прочертил воздух до ближайшего бронетранспортера амеров. Я сам строчил наугад, а потом схватил «Муху» и лупанул в ближайшую машину — попал в землю рядом с гусеницей не причинив вреда. Пехота начала прятаться за свои БМП и вести прицельный автоматный огонь по нам. Рядом упал один из моих бойцов — рядовой Климентьев, которому было всего 18 лет. Пуля попала ему в шею, но благодаря бронику его только ранило. Подлетел к нему, выхватил из нарукавного кармана ИПП, разорвал оболочку. Снял с него броник, начал дрожащими руками заматывать горло и пытаться остановить кровь, которая фонтанчиком била из раны. Зажал ему ладонью рану, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Когда все-таки удалось замотать шею взвалил его к себе на спину и потащил к блиндажу по дну траншеи на четвереньках. Ко мне подбежал Пегриков, схватил Климентьева в охапку и понес, пригибаясь от хлопавших рядом пуль. Вытерев руки от крови об камуфляж раненого, направился к радисту. Послушал эфир, командир роты запросил огневую поддержку артиллерией, но ему ответили, что нет снарядов. Теперь нам оставалось надеяться только на себя. Но, слава Богу, через минут двадцать прилетели четыре «крокодила», отработали по наступающим и обратили в бегство американцев.

Больше в этот день пендосы не пытались наступать. Подсчитали потери: мой взвод потерял четыре человека убитыми, пять раненными из них трое тяжелых, уничтожен АГС и один ПКМ. Раненных отправили в тыл, в медсанбат, когда приехал УАЗик за «грузом 200». Меня вызвали на совещание к командиру роты в 22.00. Оставил взвод на Пегрикова и побежал в блиндаж Нестерова. Доложил о потерях и результатах действий моего взвода: уничтожено четыре БМП «Брэдли», около тридцати пяти человек живой силы противника. Точно подсчитать конечно же не удалось, так как амеры большую часть трупов умудрились забрать с собой. У них к этому свято относятся. Командир похвалил меня за хорошие действия, поставил задачи на завтра и отпустил к себе.

Дощатый топчан в блиндаже, скомканый бушлат вместо подушки, показались мне роднее и уютнее всяких там кожанных диванов или еще каких комфортных штук. Теперь можно вытянуться на своем ложе, расстегнуть ремень, в общем, расслабиться. Первый боевой день окончен. Даже и не заметил, как моментально заснул. От усталости и свежих впечатлений надеялся, что спать буду без снов, но мой возбужденный мозг продолжал работать…

Снилось, что опять сижу в кабинете и оформляю очередное личное дело контрактника. По коридору слышу шаги. В кабинет заходит Оксанка в камуфляже. Она посмотрела на карту за моей спиной, прошлась по кабинету и подошла. Печально посмотрела в мои глаза и сказала:

— А ты сегодня просто молодец! Я тобой горжусь, Вова. Но все равно по тебе скучаю. Но главное не спеши ко мне. Завтра будь осторожен. Ты еще не сделал самого главного.

— А что ж я должен сделать? — спросил я.

— А это ты узнаешь сам.

— Оксана, я не могу без тебя. Мне очень плохо и жить аж не хочется.

— Вова, ты свободен. Я тебя не держу. Но там где сейчас я, мы с тобой будем наконец счастливы и неразлучны, но всему свой черед. Твое время еще не пришло и оно еще не скоро придет. Кстати, с той девушкой из управления кадров СОРа ты будешь счастлив. Зря ты так ее грубо отшил. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Служи, товарищ младший лейтенант! Воюй на совесть! — сказал она и поцеловала меня, но тут же раздался взрыв и все вокруг затряслось и Оксана упала на пол. Подбежал к ней, но она лежала уже в луже черной крови и из затылка торчал осколок. Потом еще один взрыв. Я закричал и проснулся.

Опять что-то взрывалось неподалеку. Дрожала земля, с потолка сыпалась сухая земля. Американцы опять начали атаку с артподготовки. Быстро вскочил, и побежал в укрытие ко взводу. Долбили, суки знатно! Около часа их артиллерия работала по нам. На смену пушкарям прилетели летуны, а те в свою очередь сбросили нам кучу «гостинцев» в виде напалма. Как-то перед армией, одно время поддался всеобщей моде и слушал группу «Гражданская оборона». Мне невольно вспомнилась одна строчка из песни: «Не бывает атеистов в окопах под огнем…» Так и есть, скажу вам. Я молил Бога оставить меня живым, но не из-за того, что хотелось жить, а потому что еще недостаточно отомстил за смерть Оксанки. Хотя и жить хочется. Что, я не такой же человек как все? Не знаю, наверное, если бы не это чувство, вел бы себя по-другому. Да и выбора у нас не было — сзади занимал позиции сводный полк внутренних войск МВД, у которых был приказ всех отступающих расстреливать. Оно понятно — сейчас не сорок первый год, но моральную роль свою этот факт сыграло. За эти две недели, что пробыл на передовой, на многое пересмотрел взгляды. Жизнь у человека пролетает за считанные доли секунды и иногда очень обидно, что так дешево отдается, на примере Черняховского. Сколько при мне гибло и становилось калеками пацанов по восемнадцать — девятнадцать лет, которые не успели еще и женщину познать. Сколько парней надеялись после окончания войны доучиться и т. д., а потом в первые же минуты боя становились жертвами своей неосторожности или глупости командиров. Сердце кровью обливается и чувствуешь неприятный мороз по коже, когда слышишь крики раненых. Как выворачивает нутро от запаха крови вперемежку с гарью. А иных хлопцев просто не удавалось опознать. Но к концу второй недели уже привыкаешь к этому и впадаешь в какую-то отупелость. Тебя уже не мутит от вида крови и трупов, а просто становится любопытно — от чего и как он умер. Если у человека есть какое-либо желание или цель, тогда он не сойдет с ума здесь. Из нашей роты двоих отправили в психушку прямо с позиций. Появились случаи «самострелов» — умышленное членовредительство. Нам давали водку — для снятия стресса. Я хоть и не пил перед войной, но тут начал употреблять — иначе сойдешь с ума.