Последний герой нашего времени - Владимир Контровский Страница 36

С Вадимом Лидия держалась подчёркнуто официально – даже её улыбка при встречах с генеральным директором «Грёз» приобрела оттенок деловой стандартности. Это неприятно задевало Костомарова и даже злило. «Тоже мне, соблазнённая и покинутая, – раздражённо думал он. – Перепихнулись на скоротушечку, делов-то! Корчит из себя целку-невидимку… Радоваться надо одинокой бабе, коли перепал кусок халявного секса, а она…». Вадим ждал от Терешевой какого-то шага ему навстречу, малейшего намёка на возможное продолжение отношений, более того, он был бы рад такому развитию событий, но та вела себя сдержанно, как будто между ними ровным счётом ничего не было.

К середине лета Вадим почувствовал, что устал. Недолго думая, он передал бразды правления Алексееву и закатился в круиз по Карибам и Атлантике на роскошном лайнере «Куин Элизабет-2». Сначала он хотел по привычке взять с собой Диану, но потом передумал и с некоторым удивлением понял, что его не слишком волнует, с кем она будет спать во время его отсутствия.

На лайнере он по большей части пребывал в гордом одиночестве (пара коротких романов не в счёт). Сидя с бокалом на палубе возле бассейна, Вадим наблюдал вальяжную «золотую» публику, и ему иногда казалось, что его окружают не люди, а ожившие манекены – очень дорогие манекены с неестественными движениями и приклеенными улыбками. И тогда он вставал, шёл к себе в каюту, запускал на воспроизведение одну из взятых с собой видеопесен, созданных в его Творческом Центре, и оказывался в другом мире, не похожем на мир живых манекенов.

В этом мире всё было настоящим – и люди, и чувства. Там добро называлось добром, а зло – злом, и вечные истины там были в цене. Если мужчина этого мира говорил «Я люблю эту женщину», никто не задавал ему вопрос «А как часто и в каких позах ты её имеешь?», и если один мужчина говорил о другом мужчине: «Он мой друг», никому и в голову не приходило спросить: «А кто из вас активный?». И когда Вадим возвращался из своего мира в мир повседневный, ему было жаль людей-манекенов, забывших, что настоящее есть. И он чувствовал, как мир Повелителя Муз меняет удачливого бизнесмена Вадима Петровича Костомарова, вымывая из самых потайных закоулков его души грязь, накопившуюся там за десятилетия, прожитые в погоне за призрачным.

Он вернулся в Питер в начале сентября посвежевшим, отдохнувшим и полным сил.

– Всё, шеф, – сказал ему радостно встретивший его Алексеев, – теперь моя очередь отдыхать. Вон ты как выглядишь – завидую чёрной завистью. Я тоже так хочу!

– Да за ради Бога! – добродушно ответил Костомаров. – Мы славно поработали и славно отдохнём – катись куда угодно, на все четыре стороны света хоть до ноября. Один поедешь или как?

Он хотел было добавить: «Может, тебе Дианку напрокат дать? Или ты её уже вдоволь потоптал, пока я по морям-океанам странствовал?», но почему-то это привычное им обоим – и ему, и Алексееву, – ёрничество показалось Вадиму каким-то фальшивым.

– Куда и с кем – это я ещё подумаю. А пока, – продолжал между тем Сергей, – бери взад дела.

– Надеюсь, не уголовные?

– Обижаешь, начальник, мокруху шьёшь! Фирма веников не вяжет, фирма ценит своё реноме. Итоги за август – блеск! Супостаты притихли, всякую шушеру в реале и виртуале Диана фильтрует не хуже Цербера – отрастила девушка коготочки. Саммерс зело доволен, в конце года хочет навестить наши пенаты. Полагаю, речь пойдёт о придании нашим «Грёзам» статуса самостоятельного департамента «World Conqueror» – это уже круто! Витёк успешно заворачивает любознательных, жаждущих сунуть нос за забор Центра, – всё путём. «КК» варим в строгом секрете, официально наш фармацевтический филиал ликвидирован, я по документам теперь числюсь исполнительным директором. Была попытка хакнуть наши базы данных – пресекли, наняли лучших спецов. Что ещё? Гуру Федя успешно просветляет души, список новых кандидатов вот тут, – Сергей выдвинул ящик стола и достал оттуда тонкую папку. – Сам оценишь, кого брать, кого завернуть. Да, и ещё нужна замена Терешевой.

– Это ещё с какого перепугу?

– Женская непредсказуемость, – Алексеев картинно развёл руками. – Беременна она – рожать вздумала. Так что будет тебе головная боль – где ещё найдёшь такого работника? И к тому же платить ей придётся в полном соответствии с трудовым законодательством – нам теперь ни малейшего пятнышка на нашей репутации нельзя иметь.

– Заплатим, не разоримся, – спокойно сказал Вадим Петрович. – Президент назвал рождаемость проблемой номер один для России, а мы с тобой законопослушные граждане, верно? Вот и поддержим решение демографической проблемы.

Внешне спокойный, внутренне Вадим пребывал в полной растерянности. Конечно, Лидия могла спать с кем угодно, и у Костомарова не было никакой уверенности в том, что её будущий ребёнок – это его ребёнок, но Вадим почему-то не сомневался: так оно и есть.

– Она пока работает?

– Будет работать ещё две недели. А как шесть месяцев срока стукнет – всё, извините. Так что ищи ей замену.

«Шесть месяцев… – подумал Вадим. – Значит, с конца марта – всё сходится. Вот это номер…».

– Решим в рабочем порядке, – равнодушно произнёс генеральный директор «Грёз», – а пока наливай! Ты дела ещё не сдал, так что командуй. Бар-то без меня не опустошил?

* * *

На следующий же день Костомаров отправился в Творческий Центр. Там всё было по-прежнему – изменилась только Лидия Терешева. Её фигура заметно округлилась, словно набухающая почка, из которой должен проклюнуться клейкий зелёный листочек, и в глазах появилось выражение ожидания – женщина как будто прислушивалась к зародившейся в ней новой жизни.

Вадим долго мялся, не зная с чего начать.

– Мне очень жаль, – выдавил он наконец, – что всё так получилось…

– А мне нет, – спокойно ответила Терешева и тут же поправилась: – То есть жаль, конечно, что мне придётся оставить интересную работу, но у меня будет ребёнок. Я считаю, что женщина должна быть матерью. Если она не могла родить, ей не повезло, а если могла и не родила – она совершила ошибку. Есть непреложные законы природы, которые нельзя нарушать. Иначе за это придётся платить – дорого.

Костомарову очень хотелось задать Лидии мучавший его извечный мужской вопрос «Это мой ребёнок?», но он никак не мог решиться, промямлив вместо этого, что место за ней сохранится, «пока возьмём кого-нибудь временно», и что фирма высоко ценит её заслуги.

Лидия слушала его с лёгкой полуулыбкой, но когда Вадим намекнул, что он мог бы приплачивать ей и сверх положенного по закону, покачала головой.

– Этого не надо. И не мучайтесь – я же всё вижу. В первую очередь это мой ребёнок, мой, и я его выращу и воспитаю. А милостыня – нет, Вадим Петрович. Я сама всё решила, и сама всё сделаю. А за ваше намерение сохранить за мной это место – спасибо.

Разговора так и не получилось, и раздосадованный Вадим, побеседовав минут десять с Доржиевым, уехал.

«И чего ей надо? – думал он, рассеяно перепуская через взгляд катившийся навстречу машине лес, раскрашенный в осенние тона. – Выйти за меня замуж? Так могла бы прямо сказать, чёрт бы её побрал, или хотя бы намекнуть – твой это ребёнок, твой! Или… не могла? Прямо мелодрама какая-то мексиканская…». А потом он вдруг вспомнил рассуждения героя романа Джека Лондона «Время-не-ждёт»: «У меня сейчас тридцать миллионов, а впереди или сто миллионов, или ноль. А что от этого изменится? Деньги не могут принести мне её любовь». «А ведь он прав, – мысленно согласился с лихим золотоискателем Костомаров, – можно купить тело, умелое и роскошное, как у Дианы, а вот насчёт души – уже сложнее… Деньги… Вон они, золотые монеты-листья, опадающие с деревьев в ожидании первого снега, который их навеки похоронит…». И удивился: откуда взялись у него, у прожжённого циника, мысли, присущие разве что какому-нибудь сопливому юнцу-романтику, но никак не солидному бизнесмену?