Часовые вселенной - Евгений Гуляковский Страница 36

Психологическая подготовка Арлана к обряду встречи с Триединым началась с довольно простого упражнения. К потолку его кельи прикрепили два небольших шара, размером с куриное яйцо. Они висели на длинных нитях и ничем не отличались друг от друга, за исключением того, что один шар с помощью скрытого от глаз механизма все время раскачивался наподобие маятника, а второй оставался неподвижным.

Задача Арлана состояла в том, чтобы усилием воли заставить второй шар сдвинуться с места. Это казалось совершенно невыполнимым. Изо дня в День он раскачивал проклятый шар в глубине собственного воображения — он видел его даже в темноте, по ночам, в своих снах. Но и во сне шар не желал двигаться, словно прикрепленный к потолку стальной несгибаемой балкой.

Жизнь его остановилась, подчинившись замедленному, неспешному ритму времени, царившему в здании храма. Завтрак, состоящий из небольшой чашки риса, целый день упражнений и сухая овсяная лепешка на ужин. Хорошо хоть заваренный на травах чай разрешалось пить в неограниченном количестве. После ужина встреча с учителем.

Арадатор сам выбрал ему в учителя Ошана, сухонького и невзрачного старика, который добросовестно выполнял порученные ему обязанности, но, как казалось Арлану, особого восторга от ежевечерних встреч со своим учеником не испытывал. В одну из таких встреч Арлан решился попросить Ошана сменить осточертевшее ему упражнение.

— Ты слишком нетерпелив. Как все новички, ты хочешь сразу добиться успеха. Забудь о времени, забудь о том, что ты оставил за порогом храма. Когда ты научишься не отвлекаться, когда твое сознание очистится от мусора — только тогда шар сдвинется с места.

Ошан, казалось, не имел ни возраста, ни эмоций. Видимо, его далекие предки на Земле были китайцами. Они оставили ему в наследство узкие глаза и способность полностью скрывать от окружающих свои чувства.

Арлан так и не сумел понять, как он отнесся к решению Верховного жреца, назначившего ему ученика. По крайней мере Ошан ни разу не показал, что принадлежность Арлана к другому миру имеет для него какое-то значение.

Однако это нисколько не облегчило Арлану установление человеческих контактов с его учителем. Даже на просьбу воспользоваться интеркомом Ошан ответил отказом, объяснив это тем, что любые контакты с внешним миром отвлекают от «работы».

«Работой» называли здесь бесконечные упражнения. Постепенно они заполнили все свободное время Арлана, все его мысли. Даже желание поговорить с Беатрис с каждым днем становилось все слабее. Тускнел и размывался в памяти ее образ… Все, что он оставил за порогом храма, приобретало нереальный оттенок сна. Собственно, вся его жизнь постепенно превращалась в сон.

В храме он вел замкнутый, изолированный от остальных священнослужителей образ жизни.

Хотя никто не запрещал ему покидать своей кельи, его попытки завести знакомства среди жрецов каждый раз наталкивались на стену отчуждения.

Попробовав однажды посетить общую трапезную, он сразу же понял, что совершил поступок, не вызывающий одобрения у окружающих. Все разговоры за столом мгновенно смолкли, едва он появился в зале.

Жрец, рядом с которым он попытался занять место, немедленно встал и пересел на противоположную сторону стола.

Ответом на все его вопросы оставалось глухое молчание. Он даже не знал, имеет ли право воспользоваться пищей, которую служки приносили в больших подносах. И хотя еда в общей трапезной была более обильной и разнообразной, чем та, которую приносили в его келью, Арлану пришлось отказаться от посещения общественных мест.

Казалось, время в конце концов остановилось вовсе.

Он все реже вспоминал Беатрис, все реже думал об оставленном за биллионами километров родном доме.

Все его сознание, все время и все мысли занял неподвижный маятник. И тогда это случилось.

Стояла темная ночь. Арлан ощущал ее даже сквозь сплошные каменные стены своей кельи, на которых не было и намека на окна. Ночью в храме царила та удивительная тишина, которая бывает только на заброшенных мертвых планетах. Прямо перед глазами Арлана высоко на стене горел светильник — он горел весь день и всю ночь, чтобы даже ночью, даже во сне, он не мог забыть о своих упражнениях.

Накануне вечером Ошан сказал:

— Ты слишком стараешься, этого не нужно делать. Твои чрезмерные усилия лишают тебя надежды на успех. Все должно произойти само собой. Ты должен хотеть этого, но нельзя отдавать себе осознанные приказы. Нельзя даже думать об этом. Ты должен отключить все посторонние мысли, ты должен остановить беспрерывную болтовню, которую день за днем воспроизводит твой разум. Ты не должен больше думать о маятнике — ты вообще ни о чем не должен думать во время упражнений. Ты должен видеть, как раскачивается маятник. Ты должен в это поверить.

Арлан без сна лежал на жестком ложе и смотрел в потолок. Сбоку, у самой стены, висел ненавистный маятник. Арлан видел его боковым зрением, но совершенно забыл о нем. Он забыл о себе, о том, зачем он здесь и кто он такой. Краешком сознания он понял, что впервые ему удалось остановить непрерывный хаотический поток мыслей в своей голове, рождавшихся независимо от его воли.

Сейчас он не думал ни о чем. Он ничего не хотел, ни о чем не вспоминал, ничего не воображал. Он не думал о маятнике, когда тот вдруг дрогнул и изменил свое положение.

Вместе с ним по стене прыгнула огромная тень, отметая всякие сомнения. Дыхание прервалось на секунду, потом Арлана прошиб холодный пот.