Иллюзия бога - Алина Штейн Страница 36

– Поэтому я не люблю выходные. Только настроишься посидеть на террасе с коктейлем, и тут – бац. Выясняется, что у тебя нет ни террасы, ни коктейля, еще и вас, дуралеев, выручать надо…

Гермес отложил в сторону карандашный набросок внушительных руин с вкраплениями зелени, стремительно разрастающихся под его тонкими ловкими пальцами.

– Археологический парк Термы Байи ^[23], - пояснил он, поймав заинтересованный взгляд Ари. – Я был там в прошлом месяце.

– Ты ведь говорил про острова, – удивилась она.

– А там я оказался тремя днями позже.

– Как ты все успеваешь?

Гермес на секунду задумался.

– Ну, у меня быстрые ноги. – Он улыбнулся собственной шутке и обернулся к Афине:

– А ты сегодня что-то весь день молчишь. Тоже спать охота?

Афина подняла книгу на уровень глаз, будто ограждаясь от его любопытства.

– Спать я буду, когда завершу образование. А пока пью черный кофе.

– «Бредовые идеи величия и высокомерия проявляются у больных, когда…» – прочитал парень, заглядывая ей через плечо. – Ну зачем же ты так категорично про наших ребят, может, еще не все потеряно, и…

Чудовищный грохот над головами возвестил о том, что установка алтаря потерпела крах. Вишенкой на торте стал возглас Зевса: «Вот какого хрена ты пошел направо? Круг нужно чертить в обратную сторону! Я для кого инструкцию распечатал? Может, купишь себе мозг или букварь, а, Арес? Лучше букварь! Мозг, боюсь, твой организм отторгнет! Ты хоть что-то скажешь в свое оправдание?» Судя по звуку удара и истошной зевсовой ругани, у Ареса не нашлось слов, поэтому он ответил кулаком в лицо.

– Вечер перестает быть томным. – Афина спокойно перелистнула страницу.

Дверь на втором этаже хлопнула так, что с потолка посыпалась побелка.

– Ебануться можно, – устало бросил Арес, спускаясь по лестнице. – Нет, вы это слышали?

Слова «спортивный» и «мощный» слишком поверхностно описывали этого парня, чью широченную грудь обтягивала простая черная футболка. Правильнее было бы назвать его непреодолимым и даже подавляющим. Высокий, со строгой осанкой, весь состоящий из мускулов, что, впрочем, не лишало его ловкости и изящества. Единственное, что в его облике не выглядело смертоносным, – щегольские кудри: Дита все-таки упросила его перестать стричься по-военному коротко.

– Гера в истерике. Сказала, я приношу неприятности!

– Она преувеличивает, – хитро улыбнулся Гермес. – Неприятности – это по моей части. А ты приносишь мордобой и безумные советы.

– Наглая ложь! Я еще приношу пиццу. Вот сегодня только был в пиццерии… Кстати, помните того парня из пятого корпуса, который нагрубил нам на той неделе? Он был передо мной в очереди. Я поджег его машину!

– А пицца где? – холодно отчеканила Афина, не отрываясь от книги.

Арес почесал подбородок и заторопился к выходу.

– Точно. Запамятовал. Скоро вернусь.

Снаружи взревел мотор мотоцикла.

– Он испытывает мое терпение. – Афина закатила глаза.

– Он же на тебя даже не взглянул!

– Все равно. Это ж надо было до такого додуматься. Поджечь машину! Днем! При свидетелях! Хоть бы пьяный был.

– Почему вы вообще приняли его в Двенадцать? – не удержалась Ари. Она ничего не имела против Ареса, просто он выглядел… немного странно среди этого элитного сообщества, окутанного тайной.

Гермес просиял, будто вспомнив уморительный анекдот.

– Предание гласит, что он пару раз приложил Зевса головой об стену. Просто удивительно, насколько тот сразу стал сговорчивее! У Ареса один метод решения проблем, он ведь то ли служил, то ли сидел, точно не разберу. Дерется с преподами каждую пару, все уже ждут, когда его отчислят. Говорят, в прошлом месяце подрался с диким койотом и заразил того бешенством. Вообще, может наподдать кому угодно…

– Кроме меня, – вставила Афина, гордо вскинув голову.

– Кроме тебя, конечно! Как я мог забыть. Забавный он парень, в общем. Пошел с ним как-то на фильм ужасов, в итоге весь сеанс зрители слушали его истории из разряда «да разве это пытки? Вот я, помню, в детском саду…».

Ари понимающе усмехнулась, мол, да, конечно, ох уж этот Арес, что он вообще тут забыл. Ей оставалось только малодушно надеяться, что это переключит их внимание с очевидного, как ей казалось, факта: гораздо неуместнее Ареса здесь была она сама.

– Эти Двенадцать… Они все-таки какие-то другие, – сказал ей как-то Адонис в очереди в столовой пару недель спустя после случая в библиотеке. – Не такие, как мы.

– Например?

– Например, никогда не оставят тебя в беде.

– Правда?

– Угу. Они придут в твою беду и сделают ее ебаной катастрофой.

Ари хихикнула.

– Есть еще что-то, чего мне следует опасаться, когда я с ними общаюсь?

– Это же чертовы Двенадцать. – Адонис пожал плечами, будто удивляясь ее наивности. – Всегда есть что-то еще.

Но Ари не хотелось видеть их в таком пессимистичном свете. Да, ни с кем из Двенадцати, кроме Диониса, у нее не было ничего общего. Да, о них ходило множество противоречивых и поразительных слухов. Да, все они не походили на обычных студентов – скорее то ли на членов мафиозного клана с бесконечными интригами, то ли на одаренных интеллектуалов, не выпускающих из рук томики классики, облаченных в дым дорогих сигарет и сплетни. Они даже выглядели иначе. Тверже. Выше. Возвышеннее. Выглядели так, будто не были представителями этой эпохи, а стояли у ее истоков, и Ари не решалась причислить себя к их обществу. Как можно ощущать себя частью группы, чья эстетика – стремление остаться загадкой и крышесносная страсть? А еще – магия, почитание подчас странных и опасных традиций, совершенствование всех своих талантов, утро в библиотеке и ночь на вечеринке, кофе и сигареты на завтрак у большинства из них (шампанское утром в субботу, разумеется). Сложно было винить Двенадцать за излишний пафос: будто понимая, что грядет выпуск, что их нынешняя жизнь обречена и вихрь беззаботного студенчества скоро замрет, они торопили ее, пытаясь вобрать в себя весь драгоценный блеск. Вот кто они: вновь потерянное поколение. Красивое, но опасное сообщество.

«Ты, наверное, навыдумывала себе невесть что, но мы ведь все про себя понимаем. Мы все чокнутые, мы чем-то отличаемся от нормальных людей, мы все сломаны, – как-то сказала ей Афина в необычайно лиричной для себя манере. – Зато именно в местах надломов мы зачастую сильнее всего».

Едва ли не самым большим шоком для Ари стало осознание того, что ее соседки, оказывается, тоже состояли в этом студенческом обществе. С другой стороны, как раз этого от них можно было ожидать: Гестия и Афина не слишком вписывались в рамки нормальности – даже той странной, которая была присуща их университету с его поощрением свободомыслия.