Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов Страница 33

— И потом, Владимир, поймите правильно, Виральдини не мог позволить себе каких-то опрометчивых поступков еще по одной причине. За ним стояли дети. Две сотни музыкально одаренных мальчишек. Я больше полувека работаю с детьми, так что, поверьте мне, ответственность за детей — чувство особого рода.

— Вы хотите сказать, что его привязанность к детскому приюту была столь сильной, что…

— Она была не просто сильной. Фактически хор и оркестр, которые Виральдини создал в приюте, образовали этакий прообраз современной музыкальной студии с талантливым человеком во главе. А это уже само по себе — детище, которое, хочешь не хочешь, будешь оберегать, как зеницу ока. Виральдини был первым в Италии, кто во главу музыкального воспитания попытался поставить хор. Результат оказался сногсшибательным, но в то время идею не поддержали.

— А… какая разница? Вы извините, я не очень разбираюсь в таких вещах.

— Понимаете, хор — это не просто «собрание поющих», как писал Чесноков…

— Да, конечно! Я помню, это ведь из книжечки «Хор и управление им»! — воскликнул Вовка, радуясь, что вчерашнее «чтение на ночь» пришлось кстати.

— Эта «книжечка», Владимир, является библией любого музыканта, работающего с хором, — очень серьезно сказал Струве. — Не стоит отзываться о ней легкомысленно.

«М-да… — вовкины уши быстро приобретали пунцовый оттенок. — Хорошо еще, что не сказал «брошюрка». Ой, как неудобно!». Георгий Александрович между тем продолжал:

— А хор… — Струве явно подбирал нужные слова. — Хор — это очень мощное орудие воспитания, в том числе религиозного — не следует забывать, что музыкальный приют «Conservatorio Ospedale del Pace» был создан тайным монашеским орденом, о котором практически ничего не известно до сих пор. Выучить двадцать красивых церковных песнопений — это значит запомнить двадцать молитв. Если выучить десяток песен на стихи выдающихся поэтов, это значит выучить десять стихов! Я уже не говорю о том, что это позволит научиться певческой дисциплине, правильному дыханию, почувствовать сакральную связь между текстом и музыкой… По-своему хор — очень мистичное явление. И мистичность его до сих пор не изведана полностью! Прибавьте сюда первоклассную музыкальную подготовку и участие в элитных концертах. Немудрено, что из приюта под управлением Виральдини выходили уже сложившиеся профессиональные музыканты — в Италии это означало гарантированный заработок.

— Да… Такая просветительская деятельность дорогого стоит, — сказал Вовка.

— Владимир, это не только просветительская… Это скорее деятельность родительская. Не удивляйтесь — это тот самый случай, когда чужих детей чувствуешь своими.

Вовка задумался над словами Георгия Александровича, но тут по краю сознания зачем-то проползла идиотская, но с претензией на серьезность песенка про «…кот лежал без головы…», исполненная в Московской консерватории детским хором из Екатеринбурга под управлением коренастого мужикашки с претенциозной фамилией Царевич.

— Но и это не главное… — продолжал Струве.

— Были еще причины?

— Да… — Струве как бы раздумывал, стоит ли говорить дальше. — Вы слышали легенду о Командоре?

Вовка задумался.

— Я совершенно точно об этом читал. Но, честно говоря, боюсь, не вспомню сейчас подробностей.

— Я вам расскажу. Много веков по миру гуляет легенда о Командоре — человеке, который ходит по свету и собирает неприкаянных ребятишек. Но не просто детей, а с доселе невиданными свойствами или с большими талантами, в том числе музыкальными. Ведь именно одаренным чаще всего неуютно и одиноко в этом мире… Он старается уберечь их от мирового Зла, которое, со своей стороны, тоже открыло на них охоту. Ведь необъяснимые способности, да и просто талант, можно одинаково использовать и во имя Добра, и во имя Зла.

— Красивая легенда.

— Да… Постепенно командорами стали называть всех тех, кто объединяет вокруг себя детей с необъяснимыми способностями, или просто одаренных. И кто помогает им полностью раскрыть свойства своей души. Одним из таких командоров был Виральдини — он собирал своих мальчишек по всей Италии, потом давал им фундаментальное музыкальное образование через хор. Возможно, таковы были его обязательства перед орденом, в котором он состоял. И так было, пока не закрыли приют…

— Закрыли? — удивился Вовка. — Почему?

— Это точно не установлено. Формально его перевели в область Тоскана. Город Пиза. Там, где падающая башня, знаете?

— Еще бы…

— Но там следы приюта затерялись.

— А как же дети?

— Как всегда… Кого-то усыновили, кого-то забрали настоящие родители… Остальных, возможно, распределили по другим приютам. Впрочем, как я уже сказал, после «Ospedale del Pace» мальчики выходили прекрасными музыкантами, так что ближайшее будущее они могли себе обеспечить.

— Виральдини, наверное, здорово переживал.

— Конечно! История музыки — это во многом история интриг, предательств, ударов судьбы и горьких разочарований. Закрытие приюта подкосило Антонио еще больше, чем запрещение оратории «Ликующая Руфь».

— А разве ее запретили? Почему?

— Тоже сложная история… Если хотите, могу рассказать.

— Вы еще спрашиваете…

Георгий Александрович улыбнулся и подсел к роялю. Сначала его длинные чуткие пальцы словно ощупывали пожелтевшую от времени клавиатуру, потом взяли первый аккорд, и по комнате разлилась сдержанная в своей страсти мелодия арии Руфи с хором «Ci sara’…» — «Это будет…»

— Сокрушительно красивая ария, — произнес маэстро, не прекращая игры. — Пасквилянт Барчелло заметил, что это творение Виральдини заставляет всхлипывать даже ангелов.

Вовка молчал, наслаждаясь музыкой.

— Премьера новой оперы-оратории «Ликующая Руфь» должна была состояться в Пизе прекрасной весной 1737 года, — продолжал Струве. — Виральдини очень любил этот город, и, подозреваю, написал «Руфь» именно для него. Ведь недаром на титульном листе партитуры он собственноручно вывел: «Oratorium Pisane» — «Пизанская оратория». Хотя ничего особенно «пизанского» в этой музыке не было. Ну да гению виднее. В Пизе уже вовсю шли приготовления к премьере, которой так и не суждено было состояться…

Пиза, апрель 1737 года

Кардинал Мартини прохаживался по огромному кабинету и нервно растирал лоб: «Подумать только, он живет с женщиной! Аббат, получивший сан и давший обет безбрачия…» Остановившись у окна, забранного затейливой чугунной решеткой, он отодвинул тяжелую малиновую портьеру. За окном, на внутреннем дворике кардинальской резиденции, два толстых садовника возились с розовыми кустами. Из-за невысокой южной стены виднелась верхняя часть Падающей колокольни, сделавшей Пизу местом массового паломничества любителей всего необычного.

— Дурачье… — некстати вырвалось у кардинала. — Восхищаются наклоном и орнаментикой, забывая, что это прежде всего колокольня Божьего храма…