Врата Валгаллы - Наталия Ипатова Страница 33

Вот, кажется, как нас прикладывает, впору вовсе о женщинах забыть. Ан нет. Первыми пали барьеры самоограничений. И хотя любой из нас способен сейчас спать с женщиной только исключительно буквально, едва ли в часы относительного покоя кто-то может не думать о них.

Что до Рубена, он подозревал, что обе дивы суть цифровые манекены, и голоса их спроектированы с учетом рекомендаций психотерапевта и биотоков среднестатистического армейского мозга. В любом случае они вызывали у него желаний не больше, чем дешевые латексные модели на батарейках из каталога «Все для холостых». Если… нет, правильно будет сказать, когда он вернется, у него есть название авиакомпании… имя… и лицо.

— Эстергази! — в раздвижные двери Н-18 всунулась голова Гринлоу. — Ты не в курсе? В умывалке твоего пилота бьют!

Взвились — куда там боевой тревоге! Тринадцатый, оскорбленный в лучших чувствах, еще висел в воздухе, вздыбившись и растопырив лапы, а Шельмы уже грохотали по кишке коридора в сторону палубного санузла.

Бента Вангелис, оказавшийся шустрее прочих, влетел в умывалку первым, поскользнулся на кафельном полу — ах, эта вода! — и выехал на середину, отчаянно балансируя руками. Следом ввалились и прочие.

Ох, какое плохое дело. Их было трое. Вале хрипел и извивался, а закрученное на шее полотенце не оставляло ему ничего другого. Рубен хорошо знал этакое полотенце. Посредством точно такого же полотенца на первом курсе двое старших предприняли попытку выразить отношение к месту Эстергази возле трона. Если удачно его набросить, отпадает необходимость держать жертву — так судорожно она вцепляется обеими руками в удавку. Важно также как следует прогнуть ее назад, удерживая в миллиметре от падения. Человеку, чей мозг стремительно теряет связь с телом, кажется, что, потеряв равновесие, он сломает себе позвонки. Иоханнес был к этому близок: лицо побагровело, глаза закатились до белков. Один держал, запрокидывая Шельму назад, двое других жестоко и унизительно точно избивали его скрученными в жгуты мокрыми полотенцами. Тяжелыми, как дубинки.

После короткой схватки Шельмы выложили три тела в аккуратный ряд, прямо в лужу на полу. Трине, Йодль и кто-то из Риккенов устроились у них на спинах, придерживая локти в районе лопаток. Тощие мосластые предплечья Содда торчали из засученных рукавов. Улле Ренн выглядел настроенным весьма решительно, хотя угрозу в его случае представляли разве что ботинки на ногах.

Вале, опираясь на локоть, заходился в кашле. Дален неуверенно стоял над ним: то ли поднимать, то ли дать очухаться. Единственный, кто, ступив на порог, не сделал ни единого движения, был Рубен. Старший офицер среди присутствующих, имевший право «поднять и двигать вопрос».

Коридор за спинами рассыпался гулкой дробью многих ног, на пороге вырос Гросс собственной персоной и еще восемь его пилотов: те, что числились в остатке.

— Что, Эстергази… Что за… дерьмо?

Вале наконец собрал себя в кучку. Дален помог ему подняться, но Иоханнес оттолкнул его руку и, шатаясь, побрел в ближайшую кабинку. Там его громко вырвало. Ни на кого не глядя, с видимым усилием дотащился до питьевого фонтанчика и, зачерпнув ладонью, сполоснул рот. Все молча смотрели на него.

— Иоханнес, ты хочешь, чтобы я дал делу законный ход? — Голос был совершенно чужим, холодным, сухим и таким презрительно-княжеским, каким и от рождения ни разу не был. — Должен предупредить, если он скажет «да», я покончу с тобой, как с комэском и добьюсь расформирования твоей уличной банды.

Вале покачал головой, хотя и видно было, что через силу. Против самого себя Рубен вздохнул с облегчением. Помимо писаного Устава, в армии, само собой, есть и неписаный. Не выносить на вышестоящее начальство то, что… словом, можно не выносить.

— Трое твоих напали на одного моего. Сам их накажешь. Так, чтобы я… нет, так, чтобы он остался удовлетворен?

— А я тебе должен за этого плюгавого педика?

Наверное, это длилось всего мгновение: кровавой яростью заволокло глаза. Эстергази даже испугался: не оно ли, не та ли самая роковая вспышка давления, о которой его предупреждали упорно и долго и каковым предупреждением он так неосмотрительно пренебрегал? Но и испуг был ненастоящий, того же рода, как в бою, когда веселое бешенство заставляло забывать обо всем. Там это было противостояние мастерства и техники, и чужой пилот точно так же был осведомлен о ставках в этой игре. Расстреливая чужой истребитель, он никогда не добивал катапультировавшегося пилота, поскольку это противно чести. Сейчас он не просто желал Гроссу скорой и мучительной смерти — он хотел убить его прямо сейчас и своими руками, раздолбать ухмыляющееся рыло прямо о мокрый кафель. И мог — вот что самое неприятное. Эскадрильи стояли кругом. Трое на одного — полное дерьмо, в глубине души это признавал каждый, но комэск против комэска — это шоу, в особенности если — эти два комэска. И лишь во вторую очередь повод к свалке стенка на стенку.

— Гросс, ты, надеюсь, понимаешь, что на этот раз…

Нет, не то. Ехидный прищур Гроссовых глаз, в которых если и есть тревога, то очень уж глубоко запрятана.

— Если ты отказываешься решать вопрос со своими людьми, я буду решать его с тобой.

— Даже так?

— Так. Вплоть до дуэли.

Гросс присвистнул.

— Вылетишь, — констатировал он. — И с комэсков, и со службы вообще. Хотя с твоей кредитной карточкой можно себе позволить.

— А с твоей — нет.

Победителем здесь будет не тот, кто приложит больше силы в нужную точку, а тот, кто удержит нерв.

— Да ладно, — сказал Ланге, которого в числе нападавших не было. — Шельмам гонору давно бы поурезать. На боевые операции ходим поди. И у нас поди-ка перекрестье прицела имеется. Можем ведь и не оказаться рядом… когда очень понадобимся.

Гросс цыкнул и зашипел, но поздно. Есть грань, которую научаешься не переходить, но для этого требуется житейский опыт и хотя бы минимум ума. Как ни странно, глупая ненависть Ланге столкнула камень с души Эстергази.

— Я этих слов не слышал, — сказал он. — Твой пилот их не говорил. Иначе возникнут сложности, которые действительно не нужны ни тебе, ни мне. Само собой, если вас не будет в нужном месте в нужное время… что это такое — ты сам понимаешь. Вопрос уже не дисциплины. — Он обнаружил, что улыбается, стоя так высоко, что Гроссу не допрыгнуть вровень даже на батуте. — Это называется другим словом.

— Хорошо. — Гросс сделал чрезвычайно важный шаг назад, подчеркнув тем самым уступку, но по-прежнему глядя Эстергази в глаза. — Я их накажу, всех… четверых. За идиотизм! Надеюсь, будешь доволен.

— Не буду, — сказал Эстергази.

Еще секунду они мерились харизмой, потом Шельмы, повинуясь жесту Лидера, слезли со спин поверженных врагов, те поднялись, в комбинезонах, сплошь пропитанных водой, и, ни на кого не глядя, вышли первыми. Ни один из Шельм не тронулся с места, пока все остальные Кинжалы следом за своим комэском не покинули поле боя.