Работа над ошибкой  - Орсон Петерсен Страница 32

– Ой, подхалим, – засмущалась она.

В этот момент в кухню вернулся Родион. Мальчик уже не плакал, но губы его слегка подергивались. Не говоря ни слова, он сел за стол.

– Успокоился? – строго спросила Алена.

– Пусть человек поест спокойно, – заступился за племянника Эмиль и вернулся на свое место.

– Разве я против? Пусть ест. Впереди выходные, успеем еще поговорить.

Родион, нахмурившись, жевал хлеб и заедал его супом. Эмиль и Алена перешли к овощам.

Ночью Времянкин долго не мог уснуть. Он вертелся в постели, представляя во всех подробностях, как будет играть на инструменте. Продумывая каждое движение, он исполнял в своем воображении произвольные музыкальные фрагменты, разгонял гаммы. Спустя пару часов мыслительных экспериментов Эмиль откинул одеяло и встал с дивана. Не включая свет, подошел к столу, положил кисти на скатерть и начал растягивать пальцы. В квартире было темно и тихо, слышалось лишь негромкое похрустывание суставов Эмиля.

Внезапно дверь в комнату отворилась. Безо всякого скрипа она качнула воздух и тихонько стукнулась об угол стола. В гостиную вошел Родион. Эмиль включил настольную лампу и испытал некоторое изумление, увидев племянника в трусах и в хоккейных крагах, с белой тарелкой в правой перчатке. Родион сделал крюк от двери к окну и оттуда к столу. Шлейфом за ним тянулось пуховое одеяло в белом пододеяльнике.

– Ты чего, Родион? – тихо удивился Эмиль.

Тот, щурясь, улыбнулся, сел за стол и положил перед собой тарелку.

– Ты спишь?

Эмиль заглянул племяннику в лицо. Тот снова улыбнулся, спокойно встал и, оставив тарелку на столе, ушел к себе. Времянкин постоял немного в недоумении, послушал квартиру. Все шорохи быстро прекратились. Донесся тихий храп Родиона.

– Так…

Эмиль выключил свет и продолжил разминать пальцы. Его суставы выдавали в ночи глухие парадидлы^[1].

Утром, когда все в квартире еще спали, Времянкина разбудило назойливое громыхание, которое доносилось со стороны окна. Мальчик открыл глаза. За стеклом крупный ворон клацал когтями по жестяному карнизу. Эмиль медленно приподнялся на локти. В оконной раме рисовалась абсолютно монохромная картина без единого вкрапления цвета. Черная-пречерная птица на фоне белой пелены густого снегопада. Времянкин слез с дивана и подошел к окну. Птица пристально смотрела на мальчика, медленно покрываясь снежинками. «Вряд ли это тот же ворон, – подумал Эмиль. – Странно, разве птицы летают в снегопад?» Ворон вспорхнул и улетел в белизну.

Эмиль с воодушевлением начал день: зарядка, душ, завтрак. В девять утра он уже стоял с ключом у входа в актовый зал. Открыв замок, распахнул дверь и вошел. Большие незашторенные окна пропускали в помещение дневной свет. Зал был оборудован креслами для зрителей и высокой деревянной сценой. Здесь были и кулисы и рампа. Эмиль закрыл дверь, снял куртку и повесил ее на спинку одного из кресел. Потом стянул с себя свитер и положил его на сиденье того же кресла.

– А! – резко выкрикнул он и прислушался к отражениям звука.

Времянкин неспешно побрел к сцене, подворачивая на ходу рукава рубашки. Он поднялся по лестнице на подмостки и направился за кулису, к инструменту. Эмиль попытался сдвинуть фортепиано, чтобы звук не упирался в стену, но быстро бросил эту затею и принялся стягивать чехол. Перед мальчиком предстал темно-коричневый чех Petrof.

– Не знаю, какого ты года, но выглядишь отлично!

Открыв клавиатурный клап, Времянкин пододвинул стул и сел за инструмент. Он занес правую кисть над клавиатурой и плавно опустил большой палец на ноту «до» в среднем регистре. Доооооооооооооооооооо.

Из дневника Эмиля