Проклятая книга - Дарья Иволгина Страница 32

Нет, неплохая публика, решил неожиданно для самого себя трусоватый Иона. И приободрился. Он еще найдет, чем поразить этих людей, когда их удивление при виде Севастьяна чуть ослабнет.

Да, этих нужно удивлять. Непрерывно. Тогда они, глядишь, и до Феллина доберутся без особенных неприятностей.

И отряд неспешно собрался в путь.

Две лошадки тянули телегу, на которой под навесом стояли бочки с зельем. Далее катилась тура, поставленная на низкую платформу. Еще четыре коняки старались изо всех сил. Их подгоняли и тянули за удила трое парней с плоскими лицами — не иначе, наполовину, если не целиком татары. Они были похожи между собой, как братья. Может быть, братья и есть.

Пешими топали двадцать пять человек, насчитал Севастьян. Он постарался сразу запомнить несколько лиц и имен. Ему предстояло провести с этими людьми месяц или два и, не исключено, вместе с ними погибнуть.

Плешка держался как их предводитель, хотя на самом деле, подозревал Севастьян, истинным их предводителем мог быть кто-то другой, доселе сокрытый.

Они прошли миль десять, когда начало темнеть, и Севастьян предложил остановиться на ночлег. Люди попадали на землю, где стояли, и тотчас принялись жевать. Повытаскивали из-за пазухи, из мешков, из шапок какие-то засаленные сверточки и тряпицы, разложили на коленях черствый, в пятнах плесени хлеб, соленые рыбки, мятые моченые яблоки и принялись все это упихивать в беззубые слюнявые рты, чавкая, ворча и рыгая.

Севастьян предпочел остаться голодным, и Иона последовал его примеру. У них был с собой небольшой запас, но это они сохранили на завтра, решив перекусить утром, уже в седле.

Костров разводить не стали — поленились. И ни о каком крове над головой тоже не позаботились. Татары, погонявшие коней, что тянули платформу с турой, весь вечер обихаживали коней. А те двое, что занимались телегой, даже не потрудились распрячь лошадок и отпустить их пастись, так что этим пришлось заняться Ионе.

Второй день пути прошел так же трудно и неприятно, как и первый. Севастьян бледнел, кусал губы, от досады и тоски ему хотелось рыдать, и только гордость не позволяла ему поддаться панике. Иона зорко поглядывал по сторонам, высматривая возможную измену. Пока что бунта в отряде не назревало. Это потому, что Москва все еще недалеко. Ее притяжение ощущается до сих пор. Если отряд вздумает бунтовать и попытается убить командира-боярина и разбежаться, возмездие Москвы настигнет почти каждого из преступников, а кара за мятеж будет ужасной. Как бы ни были грубы эти люди, они боятся смерти — и особенно боятся мучений. Всем им так или иначе доводилось испытывать боль, а такие вещи не забываются. Даже если душа позабыла — тело вспомнит.

Нет, настоящая опасность начнется, когда Москва останется позади, и потянутся леса, начнутся болота, а затем — неплодородные поля Ливонии. Вот там держи ухо востро и жди беды!

* * *

Хуторок показался впереди неожиданно. Ничто не предвещало скорого появления человеческого жилья. Не встречалось ни пастбищ, ни возделанных под лен полей, ни даже дороги приличной. Так, мелькали порой между деревьями тропки, однако такие вытаптывали не только люди, но и животные.

Но вот деревья расступились, и на поляне мелькнула крыша. Крытое дранкой строение, небольшое, приземистое, обнесенное простеньким забором. За забором явно шевелилась какая-то жизнь.

В отряде присвистнули.

— А здесь, ребята, небось и куры водятся, — заметил кто-то.

Москва осталась теперь далеко позади. К Феллину никто не торопился — помирать, даже геройски — не хотелось. Авось опоздают к осаде, так и вовсе помирать не придется. И получит каждый прощение и малое денежное вознаграждение, как и было обещано самом начале от воеводы Петра Шуйского.

На командира почти не обращали внимания. Севастьян Глебов не слишком досаждал своим людям. Ехал поблизости на лошади, помалкивал, в общих трапезах не участвовал. Да и повода поговорить не выпадало.

Волонтиры допустили одну ошибку. Они не наблюдали за своим командиром и к середине пути так и не знали, чего можно ожидать от молодого боярина. А вот Севастьян смотрел за каждым их шагом, запоминал их лица, их голоса, ловил каждую интонацию. Он знал, что настанет такой момент, когда ему придется убить одного из них, чтобы остальные начали ему повиноваться. И тщательно высматривал в общей массе того единственного человека, который являлся ключом ко всем прочим.

Их тайного предводителя. Того, в чью сторону каждый косит глазом, выверяя: так ли поступает, так ли говорит.

Когда впереди мелькнул хутор, Севастьян сказал Ионе:

— Это Юшка.

Юшкой звали красивого, сравнительно молодого человека. У него не было нескольких пальцев на левой руке, но, судя по всему, потерял он их в драке, а не под ножом палача. Юшка производил странное впечатление. Он почти все время молчал. Его лицо, правильное и точеное, обладающее почти античной красотой, достойной мраморной статуи, оставляло, тем не менее, неприятное ощущение. От него исходила невероятная тяжесть, как будто все, к чему ни прикасалась юшкина двупалая рука, превращалось в чугун.

Он-то и оказывал гнетущее влияние на окружающих. Его-то и наметил Севастьян Глебов себе в жертвы. Однако требовался повод, чтобы отправить Юшку к праотцам. Нельзя же было просто взять и пристрелить его из пищали!

Хуторок, где, несомненно, имелись и свинки, и куры, и женщины, мог этот повод предоставить.

Несколько раз отряду удавалось перехватить дичины, но времени на охоту не было. Питались, чем Бог пошлет: иногда на постоялых дворах, где Севастьян, как мог, возмещал хозяевам убытки от постоя четырех десятков прожорливых солдат, иногда — в деревнях, где не смели отказать воинству государя Иоанна. Случалось и голодать по нескольку дней. А когда дорога пошла густым необитаемым лесом, сделалось совсем скучно.

Этот хутор был первым на пути.

Солдаты точно с цепи сорвались. Крича, свистя, размахивая пиками и голыми руками, они побежали навстречу крыше. Севастьян, пришпорив коня, двинулся следом. Иона заметил, что его крестный коротко, зло улыбнулся и зарядил пищаль.

Иона погнал коня следом за Глебовым. Конечно, воин из Ионы не ахти какой, однако он желал находиться рядом с Севастьяном, когда разразится гроза.

Они только подъезжали к забору, а со двора уже Доносилось паническое кудахтанье кур и пронзительный визг свиньи. Останавливать мародеров не было большого смысла: во-первых, все действительно были страшно голодны (а командовать отрядом из голодных головорезов практически невозможно), а во-вторых… война. Хуторок, стоящий на пути у армии, в любом случае обречен. И лучше, если грабителями будет командовать человек, не утративший совести. По крайней мере, хозяева сохранят жизнь и часть имущества и успеют уйти в лес.

Севастьян медленно двинулся вдоль забора. То, что происходило на дворе, мало его занимало. Большая часть его солдат деловито добывала пропитание. Юшка находился где-то в другом месте.