Будущее - Дмитрий Глуховский Страница 32

— Я здесь командир, ясно?! Я — звеньевой! Эта сучара мне не подчинялась! И закачиваю, закачиваю в легкие воздух. Стараюсь надышаться. Вспоминаю, что бросил снаружи Рокамору со свороченной челюстью.

— Бабу не трогать! Я с ней сам… Ясно?! Сам! Сейчас только…

Рокамора очухался и копошится в тряпье, сваленном у входа. Даже не обращает на меня внимания, когда я выползаю в коридор.

— Что ты там забыл?..

Он выхватывает из тряпок руку — и я упираюсь в пистолетное дуло. Вот уж чего юристам не положено.

— Что с ней?!

— Спокойно… Ребята немного расшалились, но сейчас все под контролем. — Я выставляю вперед ладонь и киваю на пистолет. — Взаправдашний?

— Молчи, — шепчет он мне. — Если ты еще что-нибудь скажешь, тебе крышка. Подныриваю под ствол, вцепляюсь в его запястье, выкручиваю — выстрел?! — нет, тишина; потом железяка глухо падает на пол. Отталкиваю Рокамору, подбираю пистолет. Названия нет, номера нет. Выглядит хлипко, как самоделка. А этот имбецил даже с предохранителя его не снял. Браво.

— Подарок тебе. — Рокамора тяжело дышит, поднимаясь с пола. — С пистолетом тебе проще будет…

— Что проще?

— Все проще. Жми на курок… Дурацкое дело нехитрое. Ты же не хотел мараться… На пару шагов отойди только… Чтобы не брызнуло…

— Ничего… — Щелкаю предохранителем. — Я, может, запачкаюсь, зато мир чище станет.

— Чище… Ты сам-то в это веришь?.. — Он криво улыбается.

— Ты убийца. Вы все убийцы. Твои ублюдки заминировали Сады Эшера…

— Не смеши! Нет никакой бомбы! — Он отмахивается от меня, как от сумасшедшего. — Хотя они ее, разумеется, найдут… Но конечно, успеют обезвредить.

— Что?!

— Это твои хозяева разыгрывают многоходовку! — Он теперь сам смеется, зло и через силу.

— Мои хозяева?..

— Неужели ты не понимаешь? Это все из-за меня.

— Конечно!

— Даже если меня шлепнут Бессмертные, все равно будет скандал. Журналисты пронюхают. В новостях покажут сначала мои выступления, а потом меня в мешке. Правозащитники вас раскатают. На выборах вашей партийке придется туговато. Может, даже министерство придется сдать… Проблема. Надо что-то делать.

— Надо, — соглашаюсь я и вытягиваю руку с пистолетом, приставляя дуло к его лбу.

— И вот Партия Жизни вам подыгрывает! За пару часов до того, как со мной перестарались во время рейда, мои товарищи — как знали! — прячут бомбу в этих чудесных садах. Чтобы попасть в один выпуск новостей с сообщением о моей случайной смерти. Потому что, во-первых, тогда получается, что я это как бы заслужил. А во-вторых, чего этих ублюдков вообще жалеть? Как они с нами, так и мы с ними! А?!

— Гребаный параноик…

— «Паранойя!» — вопит марионетка, которой рассказали о кукольном театре. Открывается дверь, в коридоре появляется здоровяк.

— Все нормально?.. Ого…

— Слушай, — говорю я ему, не опуская ствол. — Забирай остальных и расходитесь. Я тут подчищу все. Это вас не касается. Не знаю, что вам безухий наплел… И да, прихватите эту падаль с собой.

Из-за двери выглядывает еще одна маска.

— Давай мы подстрахуем, — топчется здоровяк.

— Уматывайте, я сказал! — ору я. — Живо! Это мой скальп, ясно?! И никто себе его не присвоит, ни ты, ни эта безухая мразь!

— Какой скальп? Я под такое вообще не подписывался, — ноет за широкой спиной громилы кто-то еще из звена.

— Ну и ладно! — взрывается здоровый. — И пошел ты на хер! Забираем Артуро и валим! Пусть этот психопат сам разгребает тут все!

Они выносят этого своего — и моего — Артуро. Он огромной мясной куклой свисает с их рук, пальцы волокутся по полу, ширинка расстегнута, из-под маски тянется паутинка слюны, воняет кислым.

Рокамора следит за всем молча, не дергается. Дуло прижато к его лбу.

Процессия удаляется, пока не скрывается за углом.

— Зачем? — спрашивает у меня Рокамора.

— Не могу, когда смотрят.

— Слушай… Это правда не мы. Сам подумай… Партия Жизни — и массовое убийство… Это же нас навсегда… Дискредитирует. Я и своим это сколько раз говорил… Партия Жизни — убивает… Это не партия, а оксюморон какой-то… Я бы никогда… — частит он.

— Да насрать мне на твою партию. У меня конура — куб два на два. Понимаешь? Каждый день туда возвращаться… Я в лифтах еле езжу, а мне жить в этом склепе. Вечно. И тут такая возможность. Повышение. Нормальные условия.

С кем мы ближе, с кем свободней, с кем искренней — с человеком, с которым только что переспали, или с человеком, который находится в нашей власти, и которого мы готовимся казнить?

— Ты не хочешь это делать, да? Ты же нормальный парень! Там, под маской… У тебя же там лицо есть! Ты просто послушай… Они что-то готовят. На нас сейчас охоту открыли… Мы столько лет действовали… Угрожали нам, конечно, но… Сейчас нас просто убирают… — торопится он.

— И я вот в эту свою конуру приду — и без снотворного не могу. Крыша едет. Еще сны эти, конечно… Если не убиться, снова все это вижу, — перебиваю его я.

— А что мы сделали? Что мы вам сделали? Прячем тех, кто не хочет с детьми расставаться? Нарушителей укрываем? Вы нас террористами выставляете, а мы — армия спасения! Тебе этого не понять, конечно… Там дело ведь не в том, что ты свою молодость отдаешь за своего ребенка! В другом дело! В том, что ты умрешь раньше, чем он вырастет! Что ты его одного бросишь… Что тебе с ним прощаться надо будет! Люди этого боятся! — Он распаляется, забывается.

— А вы прикрываете этих гребаных трусов! Стерилизовать — и тебя, и всех вас! Мы все равно всегда всех находим! Рано или поздно! И ты знаешь, что происходит с детьми, которых конфискуют! Добренькие вы, да?! Да этим выблядкам вообще лучше не появляться на свет, чем так!

— Не мы это придумали! Это ваши законы! Какая сволочь придумала заставить нас выбирать между своей жизнью и жизнью наших детей?!

— Заткнись!

— Это все твои хозяева! Это они вас калечат, они нас травят! Им спасибо! За детство твое! За то, что у тебя семьи не будет никогда! За то, что я сейчас сдохну! За все!

— Что ты знаешь про мое детство?! Ты ничего не знаешь! Ничего!

— Я не знаю?! Это я не знаю?! — взрывается он.

— Заткнись!!!

Я зажмуриваюсь.

Вжимаю спусковой крючок.

Последнее, что я видел, — его глаза. Я вроде бы встречался уже когда-то с ним взглядами… Смотрел уже в эти глаза… Где? Когда? Сухой щелчок. Глушитель.

Из меня одним толчком выплескивается все — все, что набухало, давило, распирало меня изнутри. Будто кончил. Звука падающего тела не было. Выстрела не было?