Феникс - Евгений Южин Страница 32

Я выставил ладони перед собой защищаясь.

— Ань! Я здесь, я рядом. Я тот же землянин, с которым ты скакала по галактике. К чему такие эмоции раньше времени?! Я что, объявил, что ухожу в инопланетяне?!

— Именно! В том-то и дело, что ты тот же! А я знаю этого упертого землянина лучше кого бы то ни было! Я уже вижу, как ты водишь своим любопытным носом и дергаешься от нетерпения! Если тебя не остановить, ты нырнешь в этот храм при первой же возможности!

— Ань!

— Что Ань?! Я надеялась, что эти древние легенды всего лишь старые сказки! А сейчас вижу, что это правда! Я, между прочим, тебе и десятой части не рассказала из этих сказок. И я категорически не желаю проверять, правда ли остальное, на собственной семье!

Ее лицо вновь заледенело, черты стали резче, напряженней.

— Я запрещаю тебе впредь подходить к храму! Если тебе дорога я и наш ребенок, ты больше не переступишь его границу!

Я замер. Конечно, я люблю и эту искореженную даром красавицу, и того мелкого, что наконец угомонился за стеной. Выходит, что я должен в очередной раз пожертвовать собой ради них? Именно пожертвовать, потому что моя сущность буквально вопила от нетерпения и любопытства — по крайней мере, я должен был задать храму еще кучу вопросов! Отказаться от этого — обречь себя на пожизненную пытку, на инвалидность, расписаться в собственной никчемности! Это казалось хуже смерти! Как ей это видится: я проведу остаток жизни, нянчась с детьми и строя самолетики? Неподалеку таится величайшая тайна, а в моей голове будет медленно истлевать пожелтевший листочек приглашения поучаствовать в ней?!

— Ань, ты слишком эмоциональна для скелле! Конечно, я люблю тебя! — Я протянул руку и накрыл своей ладонью ее. — Но ты сейчас делаешь мне больно. — Она выпрямилась, явно собираясь что-то ответить, но я не дал, сильно сжав ее руку в своей. — Мне казалось, что и я небезразличен тебе! Я надеялся, что ты тоже любишь. Понимаешь?

— Именно потому, что ты мне дорог, я и запрещаю тебе это!

Я криво усмехнулся и покачал головой.

— Странно, ты не понимаешь! Я же тебе много раз рассказывал про любовь!

— Это ваши земные истории про бога?! Илья, у тебя явно что-то повредилось в этом храме! Причем здесь легенды и мифы Земли? У нас своих предостаточно! И, замечу, наши боги намного реальнее, чем ваш!

— Ань! Выслушай минуту. Пожертвуй мне это время, пожалуйста.

Ана вырвала ладонь из моей и застыла, скрестив руки на груди.

— Хорошо.

— Для меня, как и для многих землян, любовь — это жертва. Жертва кусочка своей жизни, а иногда и всей жизни, ради тех, кого любишь. Наш бог — это всего лишь идея. Идея максимально возможной жертвы, когда ты жертвуешь всем, что у тебя есть — жизнью, ради всех людей без разбора — знаешь ли ты их лично или нет.

— Я это уже слышала, — не сдержалась моя скелле.

— Когда я говорю, что люблю, это значит, что ради тебя и этого пацана я готов пожертвовать собой. Если надо, то всей жизнью. — Ана сердито отвернулась, уставившись в окно. — Когда я говорю, что надеялся на то, что и ты меня любишь, я подразумеваю, что ты тоже готова на жертву ради меня.

Ана пристально уставилась в мое лицо, но я не дал ей времени на слова:

— Понимаешь? Мне дорог наш самолет, например. Но я не стану жертвовать собой ради вещи. Прошу, не говори, что я тебе дорог. Это причиняет мне боль. Я чувствую себя ценным приобретением семьи Ур. Жертва может называться любовью, только если она добровольная. Понимаешь, как некрасиво требовать от другого жертву, рассчитывая на его любовь? — Я сказал и почувствовал, что только что сам совершил тот же грех.

Ана заледенела, потом отвернулась, вновь уставившись в проем окна, едва подсвеченный отсветом магических ламп снаружи. Там окончательно стемнело, и комната, лишенная света, освещалась лишь тем, что отражался от стен высоких башен. Профиль моей скелле был в этот момент совершенен — мелкие детали потерялись в тенях, оставив поле боя лишь для темного идеального силуэта, просившегося на античный барельеф. Я почувствовал неуклюжесть и неуместность своих слов перед женщиной, которая еще совсем недавно была на грани смерти, защищая меня.

— Прости, Ань! Пожалуйста. Я люблю тебя. Просто, меня очень задел твой запрет. Извини!

— Иди, Илья. Мне надо отдохнуть. — Она по-прежнему не отворачивалась от окна. — Завтра поговорим.

— Ань!

— Иди! Я устала. — Ана посмотрела на меня, но выражение ее темного лица потерялось в тенях.

Я потянулся поцеловать скелле — она обозначила слабый ответ — вздохнул и поднялся:

— Ладно. Утро вечера мудренее!