Броневой - Илья Те Страница 31

Снова лето завладело Сибирью, подсушило майские лужи, озеленило поляны. Мир вокруг мёртвого мегаполиса распустился словно цветок сирени, но внутри трупа самого города, в урбанистических джунглях, меж руин небоскрёбов, время менялось мало, оставляя серый и насыщенно-серый основополагающими цветами. Пока в центральных районах Скайбокса горели бесчисленные огни в офисах ВТЭК и громадные рекламные вывески, окраины сибирской столицы и далёкие таёжные поселения раздумывали над тем, как оплатить счёт за электричество с единственной лампой в прокуренной комнатушке.

Работа мастера боится — заезженная фраза, которую Маляр ненавидел всей душой. Однако руки его этой фразы не слышали и продолжали работать, словно сами собой. Действительно умело, проворно, почти профессионально собирая на столе детали.

Починка лазерного прицела к 26й нарезной «вике» проходила быстро, но без энтузиазма. Здесь же, рядом на столе валялись прочие оптические приборы, электроника и даже двигатели на перемотку. Тоска! А ведь Малярийкин работал только с обеда и время едва-едва приближалось к ужину. В последнее время Маляр много спал и только острое чувство голода или же заунывной тоски, время от времени охватывавшее с головой, заставляло его работать.

Новое жилище Малярийкина было совсем маленьким и одиноким. Не только потому, что вот уже больше года он жил один, перебиваясь с хлеба на воду на самой окраине разрушенного войной мегаполиса. Но прежде всего потому, что размещалось оно на предпоследнем этаже бывшей малосемейки, в которой Маляр и ещё пара подобных ему одиноких бомжей-инструментальщиков составляли всё население. Окна комнаты поверх стёкол были грубо заколочены фанерой. Стены и подоконник давно позабыли, что такое вода и тряпка. Пол был завален различным мусором, начиная от досок, использовавшихся Малярийкиным в качестве лавки, койки, стола или рабочего станка, и заканчивая большими пакетами в которых были собраны книги. Углы нового, неприятного обиталища бывшего танкиста и авторемонтника были заставлены жестяными банками доверху переполненными окурками. Немногочисленные вещи Малярийкина оставшиеся от прошлой жизни, включая красивую рубашку и джинсы, что он покупал для свидания с Эленой Прекрасной в Скайбоксе, были сложены в большую сумку, в которую Маляр сейчас практически не заглядывал.

Со старым Малярийкиным — звездой Ливана и Тотенкопфа — человеческое существо, считавшееся хозяином отвратительной комнатки, связывала только густая, отросшая за минувший год до безобразия, борода. Малярийкин конечно, её стриг. И походил сейчас на Льва Толстого. Конкретно. Только низкорослого и со злобными глазками.

А вот с юным Малярийкиным из Наш-ангара — нынешнего Маляра не связывало уже практически ничего. Разве что память. Пожалуй, она одна!

Как когда-то Калмышев, Малярийкин вертел отвёрткой внутренности починяемого прибора, через слово матерился (тихо) и сплёвывал себе в бороду. Борода поседела, всклочилась и встопорщилась, но внешность, которая и раньше волновала Малярийкина крайне мало, сейчас не задевала фибры его души вообще.

— Мастер, мать твою, — бубнил он себе под нос, смотрел на часы под стереовизором, затем на календарь с танком, где лицо танкиста было старательно вырезано канцелярскими ножницами, и тянулся к пульту дистанционного управления.

Судя по дате на календаре, с момента последнего свидания с Леной, если конечно, это было можно назвать свиданием, а не организованным убийством, прошло действительно больше года.

Обмусоленная тема покушения на довольно известных бойцов клана чехов, да к тому же танкистов, давно себя изжила. По телевидению больше не обсасывали подробности гибели одиннадцати человек, не предрекали новый передел собственности и не грозили войной или покушениями со стороны чешской группировки в отношении криминализированных соседей, полиции или ВТЭК. Время, что называется, лечит.

Вот только не всё.

В последнее время Малярийкин сильно опустился. Лекарства и обезболивающие стоили очень дорого. Поломанные кости по ночам ныли. Неправильно сросшиеся ребра не давали спать. Отбитые почки и селезенка беспокоили пока мало, но Малярийкин знал, что с возрастом они о себе напомнят. Год назад у него был переломаны почти все кости. Вывихнута стопа. Сломан нос, выбиты зубы. Он получил сотрясение мозга, многочисленные внутренние кровотечения. В тот день, сразу после расставания с Леной, он вернулся домой. А там — его уже ждали. Малярийкин не знал, кто именно. И не было нужды интересоваться. После злополучного боя на Тотенкопфе они с Веником узнали друг друга вместе. Возможно, здесь и скрывался подходивший ему ответ.