Маскавская Мекка - Андрей Волос Страница 31

— Вы, Павел Афанасьевич, не в первый раз проявляете крайнюю политическую близорукость, — холодно заметила Твердунина, бросив карандаш и поднимаясь со своего места. — Я-то к этому уже привыкла… а вот товарищи! Не знаю, как посмотрят на вашу недальновидность товарищи по бюро! Может быть, им покажется, что вы все-таки недостаточно зрелы, чтобы участвовать в работе ратийных структур! Я вас ценю как специалиста, — она легко усмехнулась, показывая этим, как мало стоит то, за что она его ценит, в сравнении с тем, за что ценить не может, — и мехколонна добилась в прошлом году отличных результатов, завоевав переходящее знамя районного комитета… Однако в политических вопросах вам еще очень и очень надо поработать над собой… чтобы не совершать ошибок хотя бы в таких важных, я бы даже сказала — архиважных вопросах!

Она стояла, оперевшись о стол костяшками пальцев, грациозно наклонившись вперед и улыбаясь, однако эта улыбка в понимающего человека могла бы вселить только одно единственное чувство — леденящий ужас.

Было очень тихо. Потом послышался звук елозящего стула — это Грациальский отъезжал от Петракова подальше.

— Вопрос очень сложный, — сказала Твердунина, вновь опускаясь в кресло. — Нам не обойтись без поддержки обкома. Окончательное решение мы принять не вправе, однако давайте наметим хотя бы в общих чертах. Какие будут предложения?

— Можно мне еще раз, Александра Васильевна? — спросил Глючанинов. По-солдатски?

Она кивнула.

Генерал поднялся, одернул китель и заговорил, отрывисто выстреливая фразы.

— Да! — трудное время. Враждебное окружение. Неурожаи и падеж. Не будем скрывать: талоны в срок не отовариваются… Что у нас есть? Ничего у нас нет. Этот памятник — последнее наше достояние. И не только наше, товарищи! Все мы знаем, что происходит в Маскаве. В Маскаве революция! Долгожданная революция! Наконец-то и Маскав, сбросив путы исторического прошлого, выходит на большую дорогу!.. А задумывались ли вы, что будет, когда трудящиеся Маскава добьются победы? Какие знамена поднимут они в день своего ликования? Что они поставят на свой постамент? Те оскверненные фигуры, что когда-то сами свозили на поругание? Нет, товарищи! Кто был изгажен, не может стать символом свободы!..

Генерал обвел взглядом присутствующих и вкрадчиво спросил:

— А кто же может?

Указающе протянул руку и рявкнул:

— Вот кто! Он стоит под окном райкома! Без руки!.. Но и его норовят стащить с постамента и даже, — он яростно повернулся мощным корпусом к Петракову, — выбросить на помойку!

Александра Васильевна откровенно любовалась генералом.

— Дудки! — рявкнул генерал и со всего маху треснул по столу кулаком. Граждане Петраковы и K°, заявляю вам со всей определенностью: не выйдет!

Клопенко протяжно вздохнул, посмотрел на вдвое уменьшившегося Петракова и что-то чиркнул у себя в блокнотике.

— Имею конкретно, — сказал генерал, переводя дух. — Поскольку оставить в таком виде невозможно. А Маскавом памятник пока не востребован. Временно. Для поддержания боевого духа. Для укрепления авторитета власти. А также лично Виталина. Предлагаю похоронить на площади с военным оркестром и соблюдением церемониала!

Воинственно выпятил челюсть и сел.

Повисло молчание.

— Э-э-э, — неуверенно заблеял вдруг Петраков. — Я, товарищи… э-э-э… разве я это?.. Я же наоборот… преданность делу… а?

— Да ладно, Павел Афанасьевич, — благожелательно сказала Александра Васильевна, которой понравилась речь генерала. — Кто из нас не ошибался… Давайте обсуждать, товарищи.

Петраков немо кивнул и вытер пот со лба, а Клопенко подумал и нехотя вычеркнул из блокнотика то, что написал ранее.

— Что ж, — осторожно сказал Грациальский, подбирая слова так, будто ставил ногу на тонкий лед, под которым чернела гибельная глубина. — Товарищ Глючанинов обрисовал верно и… проблема поставлена и даже… если можно так выразиться… предложен путь ее решения… неоднозначный, конечно, путь… однако нужно внимательно рассмотреть.

— Так, так! — ободряюще сказала Александра Васильевна. — Какие еще будут мнения?

— Предложение, конечно, есть, — заметил Харалужий, повернув к Твердуниной свою осанистую голову, украшенную седой гривой. Глаза у него были маленькие и разноцветные — левый синий, а правый изумрудно-зеленый, отчего физиономия казалась слепленной из двух разных половинок; однажды Александра Васильевна поняла, что если Харалужий говорит правду, то прижмуривает синий глаз, а если врет — зеленый, и с тех пор успешно пользовалась плодами своей наблюдательности; впрочем, чаще всего он вовсе не жмурился, и тогда понять, насколько он правдив, не было никакой возможности.

— Смелее, Харлампий Каренович! — подбодрила его Александра Васильевна.

— Однако, товарищи, как бы нам с таким предложением не попасть впросак, — Харалужий покачал головой в тяжелом раздумье. — Сама мысль мне нравится… Дело хорошее. Товарищ Глючанинов прав. Пока памятник не востребован Маскавом… и, к сожалению, мы не можем быть уверены, что он будет востребован. Поймите меня правильно! Конечно, хорошо бы! Представляете? наш Виталин на специальном поезде едет в Маскав, чтобы занять там подобающее ему место! Цветы! Оркестры! Ликование толп!.. — Харалужий обвел присутствующих светящимся кошачьим взглядом одинаково сощуренных глаз. — Но пока этого не случилось. Значит, нужно снять, а память увековечить. Нельзя людей оставлять без памяти. Что такое человек без памяти? — бессознательное существо…

Он беспокойно поерзал на стуле, отчего заколыхался под пиджаком обширный живот.

— Но! Дело очень тонкое, товарищи. Как следует провести это увековечивание? Товарищ Глючанинов предлагает погребение. По военному, так сказать, образцу. Хорошее предложение, товарищи! Дельное предложение! И если бы мы хоронили маршала, я бы поддержал его обеими руками! Однако мы хороним совсем не маршала…

— Ну и что, что не маршала! — заворчал генерал. — Не играет никакого значения! Ратийных деятелей тоже на лафетах возят!

Харалужий поднял ладонь успокоительным жестом.

— Это можно обсуждать. И не исключено, что я с вами соглашусь… не исключено! Даже почти наверняка соглашусь: что ж, правда, в этом плохого! Оркестр приедет, салют… замечательно. Но есть еще одна сторона проблемы, Александра Васильевна…

Харалужий поежился.

— Смелей, смелей, — поморщилась Твердунина.

— Массы, — тихо сказал Харалужий. — Опять же: что скажут массы?

— А что массы? — рявкнул генерал. — Что вы кота за хвост тянете?

Харалужий покосился на Клопенко, будто прикидывая, чего от него в самом худшем случае можно ждать. Начальник РО УКГУ между тем невинно полистывал блокнотик.

— Массы удивятся. Массы задумаются. «Вот тебе раз, — будут думать массы. — Те изверги, значит, самого Виталина в Маскаве закопали, а эти в Голопольске, стало быть, уже и до памятников добрались! Это что же такое получается? — воскликнут оскорбленные массы. — Это где же тогда правда на белом свете?! Чем же, — спросят массы, — их озверелый Маскав отличается от нашего передового Голопольска?!»