А вот еще... - Йон Колфер Страница 31

Миллионы лет боги развлекались подобным образом, раскатывая по небу на своих колесницах, являя себя одновременно в нескольких разных местах, демонстрируя свое всезнайство и все такое — и так до тех пор, пока наука не достигла такого уровня, что смогла воспроизводить многие из их трюков. Теперь благословение урожая не казалось больше чем-то совсем уж выдающимся, как это было прежде. Что касается рожающих девственниц, так их хватало во все времена; более того, во многих цивилизациях непорочному зачатию отдавалось предпочтение: это заметно уменьшало количество браков по залёту, да и родители чувствовали себя значительно спокойнее, поскольку не беспокоились о том, что их дети займутся какой-нибудь гадостью с незнакомцами. Последней каплей для богов стала история с сыном Локи, великаном Фенриром — тот попытался произвести впечатление на остатки своей паствы, с разгону въехав на космическом байке в белую дыру. Единственной частью Фенрира, сохранившейся после прыжка, стал один из его коренных зубов, который до сих пор обращается светящимся астероидом вокруг Сагара-7; все, на что он способен — это слегка влиять на циклы приливов да еще транслировать ясновидцам неразборчивые сообщения. Эта история произвела на богов устрашающее впечатление (на всех, кроме Одина: согласно предсказанию, с приходом Рагнарёка Фенриру полагалось его, Одина, сожрать, так что он только посмеивался в кулак), и они разъехались по родным мирам, поклявшись никогда больше не сочетаться со смертными (в действительности эта фраза звучала так: «Смертные? Да зашибись они конем!», — что на слух значительно уступает подобающим богам «клянусь», «никогда больше» или «сочетаться»). Настолько серьезно отнеслись асы к этой клятве, что окружили свой мир, Асгард, сплошным ледовым барьером, оставив всего один проход, Мост-Радугу, охранявшийся всевидящим богом Хеймдаллем.

Посетители не поощрялись.

Точнее сказать, посетителей активно отпугивали свирепые драконы-людоеды, вынимающие душу своим пением сирены-суккубы, а также т. наз. «флютинг» — изощренные норвежские ругательства, касающиеся преимущественно гениталий и особенностей происхождения оскорбляемого.

С тех пор боги действительно не желают иметь никаких дел со смертными. Особенно с пронырливыми журналистами, а еще больше — со святошами, рассчитывающими на какого-либо рода божественные награды. Однако самым нежеланным гостем в Асгарде считается президент Галактики Зафод Библброкс, и каждому охраняющему покой богов дракону дали на всякий случай понюхать одну из его старых футболок.

Борт «Золотого сердца»

Корабль несся сквозь разноцветное, разнофактурное пространство, находясь одновременно везде. Со включенным невероятностным двигателем он становился буквально единым целым со Вселенной — и так до тех пор, пока координаты не совпадут с заложенными в программу, тумблеры не щелкнут, и корабль не вынырнет в нужной точке, напугав до чертиков того, кто парковался на соседнем посадочном месте. Впрочем, до этого момента могло произойти абсолютно все, что угодно, особенно самое невероятное, которое стало бы соответственно вероятным, чтобы затем превратиться снова в невероятное — и так до бесконечности.

Большинство пассажиров предпочитают сидеть при невероятностных перелетах с закрытыми глазами, чтобы защитить психику от происходящих вокруг невероятностей, однако Зафод, напротив, часто оттягивал веки пластырем, чтобы не пропустить ни единой детали.

За время перелета к Асгарду из загробной жизни вынырнула, например, Диона Карлингтон-Хьюсни, некогда любимая певица (читай: проститутка) Зафода. Вынырнула и завела истерическим фальцетом песню — вполне возможно, провидческого содержания:

— О мой Зафод, люби-и-и-имый, вот-вот опустится кулак!

Ух ты, удивился Зафод. Про меня уже песни поют. Клево.

— Зафод, люби-и-и-и-и-и-имый, через стену — и вперед!

Зафод попробовал аплодировать, но руки куда-то подевались в невероятностном пространстве.

— Классно выглядишь, Диона. Просто здорово. Никакого разложения, ничего такого. Я всегда надеялся, что загробная жизнь окажется именно такой.

Диона уперла три руки в бедра, не отпуская четвертой микрофонную стойку.

— Вы меня не слушаете, господин президент.

— Я не собираюсь слушать. Я хочу задавать вопросы. Скажи: там, где ты сейчас — там много суб-эта-каналов? Я люблю «Прогулку со звездами». А ты?

Диона отмахнулась от такой ерунды и продолжала песню.

— Зафод, люби-и-и-имый, пройди по этому мосту…

— А с бухлом у вас как?

— Ему ты имя назови, тайное имя его — и внутрь запустит он, ту-ту-ту!

— Ладно, ладно. Мосты, шмосты… Нет, серьезно — что ты такого с собой сделала, что смотришься так обалденно?

Диона вспыхнула.

— Прав был твой дед, когда не советовал мне идти. «Этот парень просто идиот, — именно так он и сказал. — Он тебя все равно слушать не будет. Не будет — и все тут!»

— Это была загадка, — возмутился Зафод. — А я загадок не люблю… там думать надо.

— Загадка! Это всего лишь чертов детский стишок! Любой дурак отгадает!

Зафод нахмурился.

— Что там? Стена… мост…

— И тайное имя. Ну же, господин президент. Это очень важно.

— А разве про кулак там ничего не было? Я люблю про кулак… особенно когда большой палец вверх оттопырен. Я как-то мультик видел, так там один чувак себе этим пальцем в глаз попал, а…

— Ох, заарктурь вашу медь, — взорвалась Диона и тут же превратилась в ледяное изваяние себя самой, которое начало таять. Капли в невесомости летели вверх и звонко разбивались о потолок.

— Да, чего-чего, а пела эта девица всегда клево, — пробормотал Зафод, откинулся на спинку кресла и принялся ждать новых фокусов невероятности.

Он увидел два неописуемых новых цвета; его мозг успел только сообразить, что какие-то они неверные и угрожающие, а потом обшивку корабля пронзило что-то острое и зазубренное, словно на «Золотое сердце» напал какой-то огромный шипастый зверь.

— Уй-я! — взвыл Зафод, когда один из шипов едва не угодил ему промеж ног. — Долго еще до возвращения к нормальности, а, Левый Мозг?

Левый Мозг послушно вынырнул из контейнера с гелем-электролитом на главном пульте управления.

— С таким окружением никогда не знаешь наверняка, — признался он; комки геля стекали с его лишенной опоры шеи и шмякались обратно в контейнер. — В реальном времени примерно пять секунд, но сколько это покажется нам здесь, сказать трудно.

Нормальность вернулась под ржание крошечных пони и марш бойкой компании скелетов из одного угла мостика в другой.

— Я вижу, вижу сквозь тебя, — распевали скелеты. — Ты можешь видеть сквозь меня?

А потом и пони, и скелеты исчезли, и на мостике все снова сделалось как обычно, как в нормальной жизни — ну, если не считать, конечно, что корабль вела через Вселенную голова без тела.