Круг доступа ограничен - Алексей Махров Страница 31

Как же здорово ощущать, что ты вновь свободен (гм, несколько двусмысленно получилось – свободен в камере!), но все равно лучше, чем пребывать в наручниках.

Потирая затекшие запястья, мы стали рассматривать наше узилище. Да, по сравнению с теми камерами, что периодически показывали в многочисленных криминальных фильмах, нам достался настоящий дворец! Комната, общей площадью метров в пятнадцать, с двухъярусными нарами по одной стене, стол с широкой скамьей у другой, параша в виде ржавого погнутого ведра возле двери, небольшое оконце, забранное решеткой и пара тусклых лампочек в сетчатых кожухах под потолком. И никаких тебе многочисленных обитателей, что желают проверить нас «на вшивость».

Вновь скрипнуло открывающееся окошко, и нам вручили стопку желтоватой бумаги и пару чиненных-перечиненных карандашей.

– «Красный Восток»! – прочитал название на своем Андрюха и засмеялся: – Видал, Лехинс, а я думал, что так только пиво называется!

Я подивился спокойствию своего приятеля. А он не унимался:

– Ну-ка, расскажи, чудик, что ты за цирк перед полканом устроил – чего это тебе так в камеру захотелось?

Мое объяснение заставило его удивленно покачать головой.

– Вот, блин! Нарвались на неврастеника! – задумчиво сказал он. – Но сдается мне, что про Наумова он ничего не знает! Иначе разговаривал бы по-другому! И рюкзаком этим не тыкал! Пацан нас сдал, однозначно! С-с-сука!

– Что же это за пацаны-то такие? – Я потер то место на груди, куда упирался замызганный мальчишеский палец. – Повесили ярлык – крапленый, крапленый!

– Нда… пацаны странные! – кивнул Подрывник. – Ты видел, что второй делал?

– Что-то в крови рисовал! – Я даже сплюнул, вспомнив это зрелище. – Это не дети, это просто уроды какие-то!

– Вы не совсем правы, юноша, – из полумрака нижнего яруса нар показался, словно чертик из табакерки, полноватый мужчина, лет сорока, с длинными седыми волосами, беспорядочно лежавшими на широких плечах. На нем был серый костюм в «елочку», в котором ходило на работу последнее поколение ИТР. Когда-то вполне приличный, сейчас костюм был безнадежно измят и покрыт сальными пятнами. Не замеченный нами сиделец с кряхтением опустил ноги с топчана, и нагнулся, ища рукой свою обувь. Она оказалась парой растоптанных тяжеловесных ботинок с широким носом, без шнурков. Мужчина натянул их, встал и с наслаждением потянулся, разминаясь. Он неторопливо прошелся по камере и присел на скамью. – Более правильным было бы назвать этих несчастных детей мутантами!

– А вы, собственно, кто такой? – отмер Подрывник.

Меня, если честно, тоже весьма интересовал этот вопрос.

– Разве я не представился? – задумался незнакомец, потирая лоб. Мы дружно качнули головами. – Странно, – задумчиво вытянул губы трубочкой мужчина, – хотя… Хорошо, извольте – Павел Алексеевич Феклистов, доктор физико-математических наук, бывший профессор Грозненского государственного университета, а ныне бомж, – последнее слово прозвучало настолько буднично и привычно, что для меня сразу стало ясно – человек давно свыкся со своим статусом и не испытывает ровным счетом никаких отрицательных эмоций по этому поводу.

– О, Степан номер два! – засмеялся Андрюха. – До чего же мне везет на встречи именно с бомжами в этом городишке!

Феклистов непонимающе уставился на него, явно ожидая, что Подрывник как-то разъяснит свои слова. Но тот лишь качал головой и кривил губы в саркастической улыбке. Вот так всегда – самое «сладкое» падает на мои натруженные плечи!

Я вздохнул и присел на скамью рядом с бывшим ученым. Мысли несколько путались – было непонятно – все ли надо рассказывать случайному знакомому или ограничиться некой «легендой»? К тому же вспомнились истории из любимых мной детективов, рассказывающие о специально подсаженных в камеру провокаторах – вдруг и этот бомжик стучит местной власти? Тем более, что майор-дежурный явно указал полкану, что камера занята, однако тот настоял, чтобы нас посадили именно сюда. Я немного поразмышлял над этим и решил пока не откровенничать с Феклистовым, а наоборот – попытаться расспросить его.

Андрюха тем временем прошелся по всей камере, с интересом рассматривая ее «убранство». Иногда он скептически хмыкал или недовольно хмурился, но качав изучать достаточно скабрезные рисунки и надписи на стенах камеры, принялся ржать в голос, комментируя особо понравившиеся ему перлы из творчества бывших здешних постояльцев. Павел Алексеевич наблюдал за ним с тихой кроткой улыбкой и, казалось, что он искренне радуется столь непосредственному поведению моего друга.

Но в конце концов Подрывнику надоело заниматься ерундой, и он с тяжелым вздохом присел рядом с нами. Пододвинув к себе бумагу и тщательно изучив выданный гэбистами огрызок карандаша, Андрей взял первый лист и вывел на нем крупный заголовок: «Приключения бизнесмена». Он посмотрел на нас и, с пляшущими в глазах чертиками спросил:

– Как думаешь, Леха, о том, что попал я сюда по принуждению зеленого змия писать?

Павел Алексеевич растерянно посмотрел на него и с явным недоумением сказал:

– Молодой человек, простите, я не знаю вашего имени, неужели вы не поняли до сих пор, что здесь, – он повел рукой, указывая на стены камеры, – этот юмор неуместен? Нашим тюремщикам не до смеха – они озабочены своим выживанием и готовы ради этого на все?

Я навострил уши – сокамерник сам начал говорить на интересующую нас тему. Оставалось лишь не спугнуть его и попытаться задавать наводящие вопросы. Андрюха, похоже, пришел к такому же выводу. Он с интересом уставился на Феклистова и спокойно спросил:

– А что Вы подразумеваете под «выживанием»? Неужели городу угрожает еще что-нибудь… кроме излучения минерала?

Бомж-профессор отшатнулся. Вскочив со скамьи, он отбежал к окну, с испугом глядя на нас.

– Спокойней, дядя, спокойней, – с некоторым удивлением от такой реакции сказал Андрей. – Сядь, расслабься, попей вон водички. А после расскажи – что тебя так напугало?

– Опять ваши шуточки гэбэшные? – Профессор глянул на нас исподлобья и угрюмо продолжил: – Все никак не отвяжетесь, все вынюхиваете, все разузнать пытаетесь?! Ну, так скажу по простому – шиш вам! – Он скрутил фигу и продемонстрировал ее нам. Вид у него при этом был отчаянный – я почему-то понял, что тронувшийся умом, (а как еще расценивать такое поведение?), профессор находится на грани срыва. Чувствовалось, еще секунда, и он бросится на нас с остервенением загнанного в угол зверя. Сейчас это был настоящий гладиатор, понявший, что от смерти все равно не уйти, но решивший сделать это красиво.

– Псих, ты, а не профессор! – веско сказал Подрывник и повернулся к столу. – Ладно, нам с тобой еще объяснительные писать, – обратился он ко мне, – садись, ошибки исправлять будешь!

Я отвернулся от Феклистова и с нарочитым вниманием принялся смотреть за тем, как Андрюха, высунув от усердия язык, пишет под своим юморным заголовком: «На этом месте могла бы быть ваша реклама!»