Долгая ночь - Юля Тихая Страница 31

Я вяло жевала слишком густую овсянку, сваренную мастером Дюме, и едва не спросила: «Давно?».

Но вовремя себя одёрнула. Потому что было вполне понятно — давно; с тех самых пор, как я убежала.

Разрыв вроде нашего — это, конечно, не смерть. И всё равно — это непросто для двоедушника. Запах пары создаёт привязанность, а ещё — успокаивает; рядом с парой ты (так говорят) чувствуешь себя в безопасности. Многие пары плохо спят по отдельности, и волки, например, во все официальные визиты ездят семьёй.

У нас, в Амрау, была одна вдова, старая лосиха. Её пару унесла болезнь, а она пережила его на двадцать шесть лет и хорошо справлялась: вырастила детей, держала крепкое хозяйство, варила лучшее в городе пиво и даже, поговаривали, завела любовника из колдунов, эдакая извращенка. Но и она всегда вечерами обращалась и спала под окнами, рогатая и печальная.

Наверное, Ардену было… нелегко. Не могу сказать, что я много об этом думала. И сейчас никаких уколов совести я тоже не почувствовала; поэтому пожала плечами и буркнула:

— Бывает.

Я сама тоже спала плохо; даже не спала, пожалуй, — дремала. Обычно на ночь я убирала артефакт под подушку, но сегодня не решилась его снять, так и лежала всю ночь, сжимая его в ладони. И что-то во мне всё прислушивалось к звукам ночного дома, не давая окончательно провалиться в темноту.

К тому же выяснилось, что лис храпел. У меня было серьёзное подозрение, что он делал это специально.

Так это или нет, было, конечно, не узнать. Утром Арден вежливо встал раньше и добрых полчаса «помогал с кашей» на кухне, уступив мне и комнату, и душ. Он вообще был в на удивление оптимистичном настроении, и, стоило мне перейти к чаю, заявил:

— Мастер Дюме передал, что ты любезно согласилась помочь с нашей небольшой проблемой. Приступим после завтрака?

— Вообще-то сегодня среда, — напомнила я, — меня ждут в мастерской, и вечером занятия.

Он нахмурился.

— Думаю, ты туда не пойдёшь.

Ну, начинается. Конечно же, без этого никак нельзя было обойтись.

— Думаю, пойду.

— Кесса, давай не будем тратить время на споры, хорошо? Совсем нет на это настроения. Кстати, у нас где-то бы лимон, добавить тебе в чай?

Я картинно отодвинула от себя чашку.

— Меня ждут в мастерской, — с нажимом повторила я. — Просто взять и не прийти — это безответственность. К тому же, меня уволят за прогул.

Арден покачал головой, встал и принялся рыться в холодильнике; вытащил лимон, взял из шкафа досточку и принялся нарезать тонкими полупрозрачными кружочками.

Плюх! Жёлтый кружалик на мгновение скрылся в чае целиком, потом показал яркий бочок и выплыл, покачиваясь.

— Кесса, — Арден аккуратно взял меня за руку, погладил пальцы, — теперь, когда мы, наконец, встретились, многое изменится. Тебе не обязательно работать. У меня пока есть в Огице дела, но после мы можем уехать в Кланы, подумать, как и где хотим жить… Я дам тебе время привыкнуть и убедиться, что я не кусаюсь. Мне жаль, что те события оказали на тебя такое влияние. Я бы хотел показать тебе, что на самом деле…

Я отобрала руку, встала. Взяла кружку. Подошла к раковине и, ослепительно улыбаясь, резко её перевернула.

Чай ухнул в раковину весь, вместе с пакетиком и трагично брякнувшей ложкой.

— Не люблю, — я снова улыбнулась, — с лимоном.

— А сказать не могла?..

— О. Ты хочешь поговорить со мной об умалчивании?

— Вот поэтому, — Арден ткнул пальцем в сторону раковины, — я ничего тебе и не говорил. Если бы ты стояла где сказано и не пыталась геройствовать, мы могли бы и дальше спокойно гулять, как нормальные люди. Влюбилась бы и приняла меня как хорошую новость!

Я не кинула в него кружкой. Это было большое достижение. Я опустила её в раковину нежно-нежно, контролируя себя так, будто размещала камень в крапановой закрепке.

Наверное, у меня было очень зверское лицо, потому что он всё-таки немного сбавил тон.

— Кесса… я понимаю, что у тебя эмоции. Но ты же знаешь, что я прав, не так ли? Хотя бы рационально. Тогда ты испугалась, а сейчас пора уже реагировать… адекватно.

— Адекватно?

Если бы кружка всё ещё была у меня в руках, она бы, наверное, треснула.

— Да, — упрямо сказал Арден. — Это когда ты разумно реагируешь на объективную реальность.

— Адекватно, — я перекатила это слово на языке, будто пробуя. — Разумно. Объективно.

Видит Полуночь, я всегда была очень, очень воспитанной девочкой. И все те разы, что я представляла, как вгрызаюсь ему в горло, — я делала это всё-таки не совсем всерьёз, как-то… не по-настоящему. И даже когда вчера я била бутылку, я не хотела ему на самом деле никакого особого зла. У меня всё бурлило внутри, а наэлектризованная кожа почти болела от физического, животного ощущения угрозы; мне нужно было схватиться за что-то, сузить зрение до одной понятной, яркой точки, чтобы не видеть ничего вокруг.

Но вот сейчас, — сейчас во мне что-то будто проснулось.

— Ты, я посмотрю, самый рациональный из всех? — я даже не знала, что умею так разговаривать: холодно, зло и с издёвкой. — Разумный. Адекватный. И всё так хорошо придумал. Такой благородный, просто принц на белом лимузине, будешь от большого, чистого сердца обо мне заботиться. Я по утверждённому графику сначала влюблюсь, потом буду ужасно растеряна, потом немного порыдаю в твою широкую мужскую грудь, но не слишком долго, чтобы не надоело. И радостно упаду в твои объятия, поеду, куда скажешь, займусь чем-нибудь, что тебе понравится, и мы будем просто обосраться как счастливы вместе, да?

— Кесса…

— Заткнись. Тебя кто учил перебивать женщин, мачо? Так вот, по поводу всех твоих романтических иллюзий: ты нихрена не понял. И если ещё раз, ещё хоть раз, ты попробуешь что-то решить за меня, я убью её, твою возлюбленную ласку, и посмотрю, что ты будешь делать.

Арден, кажется, подавился воздухом. Если бы взглядом можно было по правде сверлить, у него была бы сквозная жжёная дырка между глаз.

— Это невозможно, — наконец, хрипло сказал он.

— О, — это не я так улыбнулась, нет, у меня ни за что бы так не получилось. Мне помогла ласка; я позаимствовала у неё этот фирменный презрительный оскал, выражающий что-то вроде «такой большой и такой тупой». — Ты просто слишком застрял в своей объективной реальности.

Не знаю, до чего мы бы такими темпами договорились, но в этот момент мастер Дюме шумно сорвал с отрывного кухонного календаря листок.

Это сработало так, будто он сказал нечто вроде сдержанного «кхе-кхе»: мы с Арденом оба промолчали и повернулись к нему. Честно говоря, я вовсе забыла, что он всё ещё здесь.

В календаре был ещё только сентябрь. Мастер вынул из-за уха карандаш, написал что-то, закрывая листок рукой, и передал его Ардену, и у того лицо исказилось от ярости.