Карантин - Скотт Сиглер Страница 30

— Да они просто дурака валяют, — сказал Дью. — Нет у них никаких стратегий.

Филлипс подобрал вилкой остатки яичницы.

— Этот парень — чертов алкаш, — сказал он перед тем, как отправил яичницу в рот.

— Когда он мог успеть? Чтобы стать алкоголиком, нужно время. Ты же знаешь, что с тех пор, как он начал что-то себе отрезать, прошло всего шесть недель.

Проглотив, Дью взял кусок колбасы и целиком засунул в рот.

— Не знала, что ты такой любитель поесть! — удивилась Маргарет. — Аппетит у тебя что надо.

— Наследственное, — не переставая жевать, объяснил Дью. — Но, возвращаясь к нашим баранам: мы навели справки на Перри Доуси. Так вот, этот парень расплачивался наличными везде, кроме бара. И, поверь мне, судя по счетам его кредитной карточки, в питейных заведениях он провел немало времени.

Маргарет скептически закатила глаза. Дью находил в этом выражении особое очарование.

— Ради бога, ему ведь нет и тридцати, — сказала она. — Разве ты в таком возрасте не проводил массу времени в барах?

— Конечно, нет, — возмутился Дью. — Я строил церкви и помогал бедным.

— Так я тебе и поверила, — усмехнулась Монтойя. — Не заметила сияния у тебя над головой. Здесь, видимо, плохое освещение.

— Знаешь что, Маргарет? Твоя невозмутимая врачебная логика немного действует мне на нервы. Почему всегда должна быть права только ты?

— Врачебная, говоришь? Мне даже нравится это слово. Не претендую на правоту, Дью, просто так получается.

Он сделал большой глоток. Кофе немного обжег рот, но ему было все равно: главное, что внутри стало комфортно и тепло.

— Что ж, док, боюсь тебя огорчить: ты не всегда права. Я последовал твоему совету и вот результат: ведро холодной воды прямо в лицо!

— Попробуй еще раз.

— Какого черта я должен это делать?

— Ты же знаешь: нам нужен живой носитель, чтобы выяснить, что происходит.

— Ну и что? — усмехнулся Филлипс. — Значит, нужно искать какой-то другой способ его заполучить.

— А как насчет простого человеческого сострадания, Дью? Ты не пробовал просто понять, что с ним случилось? Перри Доуси прошел через ад. Он потерял лучшего друга.

— Да? И что с того? Я, кстати, тоже.

— А ты избивал своего лучшего друга до смерти? Ты прокалывал ему ногти столовым ножом и писал его кровью на стене?

Никто в жизни не мог поставить его в такое глупое положение, как это умела делать Маргарет Монтойя.

Дью схватил ботинки и начал их надевать.

— Нет, — буркнул он в ответ. — Ничего этого я не делал.

— Правильно. Поэтому Перри, возможно, пытается противостоять тому, чего ты просто не в силах понять.

— Его наглость переходит все границы, — хрипло проговорил Дью. — Я уже начинаю думать, что он — не что иное, как перехваленный задира, и единственный способ заставить Доуси что-либо понять — просто устроить ему порку.

Маргарет улыбнулась. Правда, не так, как женщина улыбается потенциальному любовнику. Те улыбки были особенными, и Дью знал их хорошо. В прошлом. Ему уже давно никто так не улыбался. На лице у Маргарет сейчас была совсем другая улыбка — снисходительная, которой молодая женщина удостаивает старика, когда тот несет откровенную чушь…

— Дью, ты хорошо разбираешься в своем деле, и мне это известно. Но постарайся взглянуть на ситуацию со стороны. Договорились?

Он снял с вешалки сухую куртку и надел.

— Со стороны? Что это, черт возьми, означает?

Маргарет пожала плечами. Ее улыбка сделалась шире и слегка более снисходительной.

— Ну, как бы тебе объяснить… взгляни сначала на себя, потом на него. Ни здравым смыслом, ни, тем более, грубостью от него ничего не добьешься. Ну застрелишь ты его, и что дальше? Силовые способы ты уже пробовал.

Дью не спеша сунул в одну кобуру один пистолет, в другую — второй. Остальное оружие он распределил по потайным карманам в одежде.

— Док, занимались бы вы лучше своей медициной! А от меня отстаньте, ладно?

Она улыбнулась так же, как и в прошлый раз, затем пожала плечами.

— Как скажешь. Что же предпримем дальше?

— Сначала закончим наши дела здесь. Затем, я думаю, переберемся куда-нибудь поближе к Чикаго.

Пока еще не было четкой схемы расположения четырех новых врат. В этом смысле логичной отправной точкой был именно район Чикаго, откуда можно было относительно быстро добраться до Висконсина, Мичигана, Индианы и Огайо.

— Как насчет того, чтобы твой Маргомобиль поскорее задраил люки, док? — сказал Дью. — Надо, чтобы вы убрались отсюда до того, как местные репортеры перестанут вещать о банде белых расистов, которую накрыли в Маринеску, и поймут, что где-то назревает еще одна заварушка.

Он открыл ей дверь и жестом указал на выход. Маргарет вышла из номера, за ней последовал Филлипс.

БАСКЕТБОЛ В ДЕТРОЙТЕ

— Дядя Донни, садись здесь, — сказала Челси. Она хлопнула рукой по средней подушке на диване. На этом месте обычно сидел папа, но дядя Донни был гостем. Обычно она сидела у папы на коленях. Дядю она давно не видела. С тех пор, как он переехал в Питтсбург. Бетти она тоже не видела.

Двоюродная сестра хорошенькая. Она уже проколола себе уши. Папа не разрешал Челси прокалывать уши. Он сказал, что, может быть, позволит через несколько лет. А год тянулся так долго. Несколько лет?! Челси даже представить себе не могла, что придется столько ждать. Ей, наверное, вообще не суждено проколоть свои уши. И она никогда не станет такой же симпатичной, как Бетти.

Дядя Донни уселся на среднюю подушку.

— Прямо здесь, дорогая?

— Да, — сказала Челси. — Прямо здесь. Но чтобы сидеть здесь, ты должен заплатить пошлину.

— Что еще за пошлина?

— Ты должен со мной почмокаться! — подмигнула Челси.

Довольный дядя Донни приподнял ее с пола.

— Готова?

Девочка кивнула. Оба весело улыбнулись, вытянули губы вперед и громко чмокнули друг друга. Дядя Донни посадил племянницу слева от себя. Но Челси немедленно вскарабкалась к нему на колени.

Бетти улыбнулась и села на подушку справа от них.

— Боже мой, какая прелесть! Вами не налюбуешься, — сказала она и наклонилась к Челси. — А со мной почмокаешься?

Девочка с удовольствием выдала новую порцию поцелуйчиков.

Ее папа присел на подушке слева. Взяв в руки пульт, он принялся переключать каналы. Мультики на экране сменились картинкой баскетбольной площадки и заполненных трибун.

Челси захлопала в ладоши, затем прижалась к груди дяди Донни.