Бесконечная жизнь майора Кафкина - Александр Шушеньков Страница 3

Он ударился лицом в селедку под шубой и умолк.

– Мы, Григорий Францевич, еще переплюнем Полякова с его «Ста днями до приказа», – пробормотал журналист, обратясь к юбиляру. – Завтра сделаем с вами очерк-интервью о неуставных отношениях в Российской армии. Ух, какую эпохалку сварганим!

– А какую книжку вы Грине подарили? – встряла Вера, поглаживая голову захмелевшего супруга.

– Да, какую? – поддержал Кафкин. – Об чем книжка?

– Дело-то не в том, о чем в ней написано, – пояснил любезно Дубов. – Важнее, кто автор.

– Ну и – кто? – вопросил Григорий Францевич.

– Вот! Фамилия его – Кафка. А? Слыхали про такого?

– Нет, – признался Кафкин.

– А я ведь вам, Григорий Францевич, специально его решил преподнести. Как Вера Владимировна сообщила, что вы имеете фамилию Кафкины, так я и смекнул. Вы – Кафкины, а он – Кафка. А? Символизм! Может, и родственные связи имеются. Вот потому и решил эту книжку подарить. Кстати, «жигули» у вас на ходу?

– Пару лет назад купил. Ни разу не ремонтировал еще, – ответил Кафкин, заинтригованный оговоркой про возможные родственные связи. – А вот с книжкой вы правы… Очень интересно. Тем более что в школе меня «кафкой-пиявкой» дразнили. А этот писатель, он – не классик, случайно?

– Классик, – обрадовал Григория Францевича журналист. – Мировая знаменитость из Праги. Такие темы поднимал!..

– Вот как? – заинтересовалась Вера и принялась наполнять стаканы. – Здорово! А, Гриньчик? Прага! Чешский хрусталь!

Кафкин почувствовал прилив энергии. Однако! Мировой писатель в родственниках! Прага… Там ведь «шкоды» клепают. Хорошие автомобили, гораздо лучше вшивых «жигулей»!

– Вы по отцу – Францевич? – спросил Дубов.

– Да.

– А писателя того звали Францем! – довольно воскликнул Дубов. – Ну, за родственников!

– За родственников! – горячо поддержали Кафкины в один голос.

– Не больше глотка в неделю! – отозвался на это из селедки под шубой йог.

Происходящее потом Кафкин контролировал с трудом. Вероятно, аромат йоговских палочек был тому виной, а только очнулся он страшно вспотевшим в чулане на материнском древнем кованом сундуке. В него после отставки и переезда он плотно упаковал артефакты, что взял из части в память о службе. Хранил там массивную мраморную чернильницу, клубный барабан, запасные мундиры, парадную и повседневную шинели, полевую сумку, хромовые сапоги, пару фуражек, шапку, портупею и еще – новенькие подполковничьи погоны, что так и остались нереализованными.

От лампочки исходил тусклый желтоватый свет, обстановка перед глазами чуть вращалась. Было очень жарко и хотелось пить. Он стал сосредотачиваться, озирая прогнувшиеся полки с пачками газеты «Красная звезда», томами сочинений Ленина и партийных съездов.

Почему он не в спальне с Веркой? Где все остальные? Который час? Не пора ли на службу? Ах да! Какая служба? Все в прошлом. Том прошлом, когда часто приходилось ночевать вне дома. Есть такая профессия – Родину защищать!

Командирские наручные часы показывали половину второго. Ночь, как видно. Все еще спят. Тут он начал помаленьку вспоминать… Каков жук Котенко, однако! Книгу сталинскую вместо подушки использует, хоть партия давно уже заклеймила культ личности. В маразм впал. Жарища! Эх, попить бы!

А это что? В левой руке Кафкин обнаружил книжку классика-однофамильца, раскрытую на первой странице. Понятно: захотел почитать, да, похоже, сон и сморил.

С кем не бывает! Есенин, бывало, пил, как священная корова. А начальник училища? То-то. А что в кармане штанов имеется?

Он сунул руку в карман и почувствовал гладкую теплоту. Да это же подарок йога. Ай, молодец, не забыл прихватить! Вот и утолим жажду! А потом почитаем, что написал чехословацкий предок. Если он, конечно, на самом деле родственник. А почему бы и нет? Такое бывает. И в «Известиях» раньше писали, что Инюрколлегия разыскивает наследников миллионера такого-то… Вдруг писатель оставил после себя миллионы, а детей и близких родственников нет? Вот и у них со Шваброй нет детей. Это, конечно, не его вина. Сама виновата, импотентка старая!

Короче, надо налаживать родственные контакты. Но сперва – напиться! Нет – раздеться вначале, а то уж слишком жарко. Кафкин полностью обнажился, вынул подарок лысого йога из штанов, и с любопытством осмотрел фигурную иностранную бутылочку. Любопытно. Травы целебные из этой… из…

Он захотел припомнить название местности, откуда привез жидкость лысый, но не сумел. Тем более надо принять, подумал Григорий Францевич. Взбодриться, а то строчки скачут!

Напиток ударил в голову невероятным блаженством. Кафкин позабыл обо всем на свете, и, зажмурив глаза от удовольствия, единым духом высосал до дна. У него немедленно появилось ощущение фантастической легкости и какого-то неземного полета. Этакого порхания, так сказать.

«Вот что значит импортный продукт, – подумал Григорий Францевич, – умеют же люди делать. Это не российский яблочный самогонище! Прямо-таки душа поет! Надо завтра йога отыскать да заказать еще пару пузырей! А теперь – за дело! Во-первых, читать предка, во-вторых, завтра же начать оформлять наследство, в-третьих, готовиться к переезду в Прагу. Позднее надо будет „шкоду“ приобрести. Или сразу, кадиллак“?»

Затем Кафкин приблизил книгу к глазам и прочел:

– «„Превращение“. Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое…»

Тут внезапно навалилась на отставного майора жуткая слабина, и утащила она его в какой-то бесконечный и беспросветный туннель.