Вскормленные льдами - Александр Плетнёв Страница 3

– Это не от Рожественского… – бегло пробежался по размашистому почерку Черто́в.

– «Ослябя», как я понял. Потом сигнал забили помехами.

– А что там? – Высунулся из-за плеча капитана начальник безопасности.

– Матросы бунтуют. С революционными народовольцами во главе.

– Так вот что за стрельбу мы с беспилотника видели, – ознакомившись с текстом, догадался Шпаковский. – Сто пудов, Рожественский «благородий» делегацией образумить отправлял, а те не подпускают – палить стали.

И сделав быстро вывод, тревожно взглянул:

– Капитан!!! Если Рожественский до вечера их не усмирит, я бы поостерёгся ночью подходить на «Ямале». Революционеры ж будут именно ночью штурма ждать. А тут мы, представляешь, из тумана с оскалом выплываем. Да они там, даже если не спьяну, так с испугу кэ-э-эк влупят!

– Интересно, на эскадре вообще есть крутые ребята, типа верных царизму казаков, для подавления подобных бунтов? – посомневался Андрей Анатольевич и полуобернулся к радисту: – А Рожественский так и молчит?

– И будет молчать, – опередил того безопасник. – Насколько я его раскусил, Зиновий такой человек, что предпочтёт ходить в мокрых подштанниках, нежели признаться, что обделался. Но нам-то… мы-то что делать теперь будем?

* * *

Не хватило ли авторитета командира Бэра и его офицеров?..

Концевое ли положение броненосца в строю?..

Недавнее неудачное маневрирование корабля?..

Или же удачно лёгшие на почву сухого закона по эскадре и неясных перспектив подстрекательства революционно настроенных элементов, подбивших на выступление явных бузотёров?

Тихий ропот на баке в матросских кубриках вылился наружу.

А дальше сработал эффект толпы.

Офицеров оттеснили, загнав в кают-компанию. Отыскали выпивку. Матросы вооружились, стрельнули из марсовых пушек, отбив охоту у кого-либо из флагманских офицеров явиться на корабль и разобраться со строптивцами.

Рожественский в бешенстве приказал бы открыть огонь по мятежному кораблю, но, к счастью, строгий кильватер полностью исключал такую возможность.

Пришёл запрос по «искровой» от потомков – Зиновий Петрович оставил его без ответа, надеясь, что они, как и обещали, с наступлением сумерек, наконец, подойдут на ледоколе. Эскадра двинется дальше согласно плану. Пьяная матросня уймётся, виновные будут арестованы.

А на атомоходе бы и не узнали ничего, если бы на «Ослябе» подвыпивший и окрылённый идеалист-революционер не явился к телеграфистам и не потребовал отстучать во всеуслышание о свершившейся маленькой революции.

Но всё было абсолютно бестолково – несмотря на революционные лозунги и «долой войну», требования верховодящих агитаторов, как и простое желание остальных матросов, упиралось в очевидное: «Застряли во льдах, вокруг ледяная пустыня, а обещанного спасения всё нет. Помёрзнем, братцы!»

На остальной эскадре мятежный корабль не поддержали и… это был тупик.

Вскоре наступит протрезвление, и многие из нижних чинов уже молились, чтобы появился обещанный ледокол, и всё разрешилось мирно.

А впереди была ночь, и революционный штаб (громко сказано) на броненосце в лице, кстати сказать, нетрезвых от отчаяния «товарищей», ожидал, «что же предпримет командующий?». И то, что адмирал Рожественский будет крут на расправу, никто не сомневался.

А солнце уже нехотя уползало в воду.

* * *

– Время! – известил штурман, колдуя с навигатором. – Двадцать минут.

– Время, – подтвердил Волков, стараясь быть бесстрастным – получалось плохо.

Ещё минуты предполётных проверок и взволнованных напутствий:

– Если неожиданно наткнётесь на интенсивный огонь, сразу уходите…

– Ветер умеренный, ровный…

– Оптимальная высота сброса…

– Постарайтесь с первого раза – эффект неожиданности…

– Навигационная карта архипелага со всеми островами у нас «вбита». По РЛС я его как лишнюю жирную кляксу-железяку однозначно угляжу. Тем более он наверняка сам прожекторами засветится. Даже в тумане, – Шабанов был совершенно флегматичен, словно каждый день вылетал кидаться бомбами-бочками по крейсерам.

– Всё! Время!

А солнце уже нехотя уползало в воду, оставляя за собой багровый горизонт. Вяло слоясь лоскутами, сыростью опускался туман.

Черто́в, накинув куртку, поднялся на мостик. На ют не пошёл: «Там и без меня провожающих хватает. Только лишний драматизм нагонять. Надо показать спокойствие и веру в подчинённых».

Чиркнул. Затянулся: «Последняя на сегодня и… И хрен там! На нервах, один чёрт, ещё за одной потянешься. И всё же… Словно меня всякий раз подводят к этому решению. Чертовщина прямо какая-то. Дожали-таки меня ребята. Вот упыри кровожадные!»

И вдруг с удовлетворением понял, что одобряет и согласен. Что надо не отвечать, а действовать на опережение!

«А и правильно! И поделом козлам. Так и надо! Хотя бы за Престина. Видимо, судьба ему погореть малость. „Бервику“ этому злосчастному».

И кивнул сам себе, утвердившись: «Ещё этот Рожественский. Так до сих пор не ответил. Даже на телеграмму якобы от Авелана. Может, не поверил? Будь ты неладен, Зиновий Петрович». С последней мыслью даже рука дёрнулась в сердцах метнуть окурок.

* * *

Процедура взлёта с подвеской отработана – с мостика было хорошо слышно и видно, как вертолёт завис, натягивая стропы, потом взвыл, поднимая груз, отводя стянутую сеткой связку бочек чуть правее.

Затем набирая высоту и скорость, обогнал ледокол по правому борту и стал удаляться, помаргивая огоньком.

Миг – и пилот потушил демаскирующий маячок – машина медленно пропадала в накатывающихся туманных сумерках.

* * *

– Расчётное время полёта – пятнадцать минут, – известил Осечкин и заерзал, закопошился в своём кресле, суча руками над приборами.

Шабанов молча щёлкал тумблерами, поглядывая на стрелки показателей.

– Автопилот? – спросил бортинженер и предупредил: – Ты присматривай за ним, он в прошлый раз моргал сбоем.

– Это диод глючит. Работает он. Нормально. Тут и автопилот-то ни к чему. – Тем не менее переключился на связь с «Ямалом», сообщив: – Я борт «три полста», в режиме автопилота. Полёт нормальный.

В ответ прохрипело подтверждение приёма.

Ветер умеренный, немного боковой, но с хвоста. Пилот что-то буркнул удовлетворительное по этому поводу.

На тысячеметровой высоте ночь ясная, безлунная, звездится, а внизу провал темноты – туман.

От полной иллюзии зависания в пространстве спасают приборы и внутреннее ощущение вперемешку с вибрацией машины.