Волк за волка - Райан Гродин Страница 3

Этот белый дым быстро исчез, когда солдаты увидели ее. Первый бросил сигарету и затушил каблуком. Второй позвал ее грубым голосом: «Эй, там! Фройляйн!»

Пути назад не было.

«ИДИ ПРЯМО НЕ ПОКАЗЫВАЙ СТРАХА, СТРАХА»

Подойдя к паре, Яэль решительно вскинула руку в обязательном салюте: «Хайль Гитлер!»

Оба солдата пробормотали ответ. Первый стряхнул табак со своего каблука в трещины тротуара. Второй протянул руку.

Яэль понадобилось дополнительное мгновение, чтобы понять, о чем он спрашивал. Она проходила через эти игры с патрулями и раньше (больше раз, чем она когда-нибудь признается Хенрике или Райнигеру), но вид дыма, а также часы, проведенные в салоне, выбили ее из колеи. Сеансы с иглой всегда заставляли Яэль чувствовать себя так, будто она истекала кровью. Дело было даже не столько в чернилах и боли, сколько в самой игле. В воспоминаниях об иглах. Что они могли сделать. Что они сделали.

Даже самые обычные иглы делают две вещи: они дают и они отнимают. Иглы художника-татуировщика забрали белую кожу и числа, но дали ей волков. Иглы доктора Гайера забрали столь многое. Но то, что они дали…

У Яэль было много лиц. Много имен. Много комплектов документов. Потому что химические препараты, которые ангел Смерти влил в вены Яэль, изменили ее.

– Документы, – потребовал второй солдат.

Яэль знала, что лучше не спорить. Ее дрожащие пальцы опустились в карман кожаной куртки и вытащили потрепанную книжицу, которая соответствовала сегодняшнему лицу.

– Мина Ягер, – вслух прочитал солдат. Взглянул на фото, на лицо и снова на фото. Перевернул пожелтевшую страницу, проявляя интерес к непримечательной истории Мины: родилась в Германии, блондинка, член Гитлерюгенда. Примерная биография каждого подростка в радиусе шестнадцати километров.

– Что вы так поздно делаете на улице, фройляйн Ягер? – спросил первый солдат, пока второй был занят чтением.

Настоящий ответ? Делала на черном рынке татуировку, чтобы скрыть свой еврейский номер, прежде чем отправиться на сверхсекретное задание Сопротивления, чтобы покончить с Новым порядком. Правда столь абсурдная, что солдаты могли бы ее даже высмеять, если бы Яэль озвучила ее. Маленькая своевольная часть ее хотела попытаться, но она примирилась с лучшим ответом. Скучным.

– Надеялась успеть в продуктовый магазин до закрытия. У моей матери закончились яйца, и она послала меня подкупить еще.

– Яйца… – Первый солдат нахмурился и кивнул на руку. – А это что?

Яэль проследила за его взглядом на манжету ее левого рукава. Ее марлевая повязка была слишком небрежной. Сетчатый белый хвост выглядывал из-под кожи.

– Повязка, – сообщила она ему.

Он наклонился. Ближе, заинтересованный. Его дыхание было несвежим от дыма: «Дайте взглянуть».

Сердце Яэль – черт, ну стучи же! – прошил разряд.

Яэль могла менять свою внешность, как другие люди – одежду. Эти способности могли изменить многое: ее рост, вес, цвет и длину волос, голос. Но кое-что не переделать: пол, раны, чернила татуировки.

Они неизменны.

Волки были ее постоянной, тем единственным, что было в ней основательным и бесспорным. Несколько месяцев тому назад, когда Яэль вернулась в штаб-квартиру сопротивления со своим первым, свеженьким волком, Хенрика сказала ей «пару ласковых» по этому вопросу (главными среди них были слова «явная улика»). Полька дошла даже до того, чтобы указать, что религиозные законы народа Яэль запрещают эту практику.

Но что сделано, то сделано. Чернила были под кожей Яэль более десятилетия. Она просто сделала их своими, добавляя волков. Новые отметки были гораздо лучше номеров национал-социалистов. Одного их присутствия было недостаточно, чтобы осудить Яэль, но они бы вызвали вопросы, если бы патруль их увидел. Достаточно подозрительно, чтобы задержать ее.

Единственное, что вызвало бы еще больше вопросов, это отказ Яэль отвечать солдату. Медленно, медленно она подняла рукав. Марля покрывала всю руку. Испачканная, в ржавых пятнах и изношенная по краям.

Солдат покосился на нее: «Что случилось?»

Теперь сердце Яэль громко стучало (Вспышка, удар, тишина. Вспышка, удар, тишина), тяжело пульсируя от осознания, что от беды ее отделяли несколько ниточек. Все, что нужно было сделать солдату, – это протянуть руку и потянуть. Увидеть чернила, ссадину и кровь.

Что потом?

Выход был всегда. Влад научил ее этому, как и многому другому. Двое мужчин и их винтовки не шли ни в какое сравнение с приобретенными ею навыками, пусть даже они были заключены в теле семнадцатилетней девушки. Она спокойно могла вырубить их и исчезнуть за двадцать секунд.

Могла, но не стала. Происшествие в такой близости от штаб-квартиры Сопротивления, накануне ее первой миссии, – это было слишком рискованно. Это привлечет внимание Гестапо к соседям. Разоблачит Сопротивление. Разрушит все.

Да, выход был всегда, но сегодня вечером (вечер всех ночей) каждое действие должно быть хорошо продуманным.

– Это укус собаки, – ответила Яэль. – Бродяжка напала на меня несколько дней назад.

Мгновение солдат оценивал повязку. Агрессия сменилась участливостью.

– Было плохо? – спросил он.

Было плохо? Яэль вынесла бы тысячу и один укус собаки Мины, а не все то, что действительно произошло. Поезда и заборы с колючей проволокой. Смерть и боль, и смерть.

– Я выжила, – ответила она, улыбаясь.

– Бродячие суки – хорошая практика в стрельбе по целям. Почти как коммунисты и евреи. – Солдат рассмеялся и шлепнул по прикладу своего Маузера. – Следующую, которую увижу, я застрелю в вашу честь.

Яэль поджала губы на манер кроткой и скромной Мины. Маска хорошей маленькой жительницы Рейха. И только в невидимых глазу местах она бушевала: пальцы внутри сапог крепко сжались. Рука скользнула обратно в карман куртки, где лежал ее надежный пистолет «Вальтер П-38».

Второй солдат закрыл книжицу: печать Рейха на обложке – все, что могла видеть Яэль. Крылья орла были неподвижны: двойной салют. Венок и витой крест легко висели в его когтях. Все столь же черное, как чудовищный дым. Та же чернота, что вырастет внутри Яэль, если она позволит воспоминаниям снова накатить на нее.

– Все, кажется, в порядке, фройляйн Ягер. – Он протянул ей книжицу Мины.

Яэль ощущала привкус дыма в горле. Пальцы ног щелкали – поп, поп, поп – маленькими, тихими выстрелами внутри сапог.

Для воспоминаний было время и место. Была цель, ждущая ярости ее мести. Этот вечер, эта улица, эти мужчины не были ни тем, ни другим.

Ее рука соскользнула с пистолета. Вместо этого Яэль протянула руку и схватила документы.

– Спасибо, – поблагодарила она, пряча страницы жизни другой девушки поглубже в куртку. – Я должна идти. Моя мать будет беспокоиться.