Страна рухнувшего солнца - Михаил Михеев Страница 3

– Это радует, – серьезно кивнул Лютьенс. – Но, увы, за штурвалами таких машин нам уже не летать. Возраст…

Некоторое время они молчали. Люди, добившиеся огромных, немыслимых высот, но не властные над временем. Однако жизнерадостный Роммель прервал затянувшуюся паузу.

– Не за штурвалом – так пассажирами. И не говорите мне, что это уже не то. А теперь давайте перейдем наконец к делу.

К делу – значит, к делу. Ничего особо нового Колесников, правда, уже не узнал, но зато хронологию событий восстановить смог и кое-какие выводы сделал. Итак, вчера утром, на рассвете, японские самолеты нанесли мощнейший удар по Владивостоку. Просто так, без объявления войны. И городу, и порту досталось капитально. Около тысячи погибших только среди гражданского населения, разрушены аэродромы, на них сожжено почти три сотни самолетов. В порту потоплены два линкора, два крейсера и около десятка кораблей поменьше. Все можно поднять и отремонтировать, но это потребует немалого времени, хотя сам порт пострадал мало, по его инфраструктуре удары не наносились, попадания выглядели, скорее, случайными. В общем, комбинация двадцать второго июня и Пёрл-Харбора, версия лайт.

Одновременно пришла в движение Квантунская армия, уже несколько лет как окопавшаяся у советских границ и, по мнению русских военных, успевшая там уже мхом обрасти. Однако, каким бы цветом этот мох ни окрашивался, почти миллион штыков в японской армии имелся. Словом, неприятно, хотя и, учитывая сравнительно слабую техническую оснащенность наземных сил Японии, не так страшно, как могло бы показаться.

Пока Квантунская армия вела бои с русскими силами прикрытия на границе, флот попытался высадить десант под Владивостоком, но сделал это как-то неубедительно. Уцелевшие береговые батареи (а они, во-первых, были построены в немалом количестве, а во-вторых, почти не пострадали от авиаударов) встретили японцев мощным и точным огнем. Десант повернул обратно, даже не дойдя до берега. На этом, собственно, и исчерпывалась информация о случившемся.

– Ну, что скажешь? – поинтересовался Геринг, традиционно берущий на себя роль рефери и распорядителя. Она ему неплохо удавалась. Лютьенс пожал плечами:

– Нелогично. Абсолютно.

– То, что они решили напасть на русских, с которыми в вечном противостоянии уже полвека? – удивился рейхспрезидент.

– Нет, это-то я от них как раз ожидал, – усмехнулся Лютьенс. – Правда, не сейчас. По моим расчетам, у нас еще оставалось время. Ошибся, да… Но здесь вопрос в другом. Поведение у них нелогичное. Совсем. Не воюют они так, не в их традициях.

– Точнее, – собеседники теперь смотрели на Лютьенса внимательно. Ну что же, пришлось уточнить.

– Японцы ТАК не отступают. Я помню их и по Американской кампании, и по прежним войнам. Переть на пулеметы, невзирая на потери, – это да, это они умеют. Самоубиться о танковую броню с миной в руках – да запросто. На том и на другом они, кстати, не раз и не два теряли элитных солдат целыми батальонами. Отступить они тоже могут, но это, как правило, относится к обычным пехотным частям. И только после серьезных потерь. Здесь потерь фактически не было. Ну, перевернулась пара шлюпок. Все! А ведь они вряд ли посылали в десант обычных солдат. Так?

– Так, – согласился, подумав, Роммель.

– Ну вот. И еще. Бомбежка порта вполне логична. Разнесли вдребезги линкоры, разом перехватив инициативу на море. А вот дальше уже непонятно. По Владивостоку они били, стараясь при этом сохранить портовые сооружения. С успешным десантом это было бы логично – база флота и место высадки в самом сердце русского Дальнего Востока. Но при заранее предусмотренном отступлении десанта… В общем, нелогично.

Геринг с Роммелем переглянулись, потом лучший полководец Германии кивнул:

– Мы пришли к тем же выводам. А ведь просто так самураи ничего не делают. Есть у них какой-то хитрый план.

– Не может не быть, – согласился адмирал. – Знать бы еще, какой. Хотя, откровенно говоря, я плохо понимаю узкоглазых, они смотрят на мир совсем иначе, чем мы. Не могут ведь не понимать, что русским танкам им нечего противопоставить. Ладно, надо лететь в Москву.

– Стоит ли? – поинтересовался Геринг.

– Стоит. Иначе, если у японцев и впрямь получится разбить наших союзников, они не остановятся. Следующими будем мы, и вот нам-то помогать уже никто не станет. Просто потому, что будут считать: мы бросили тех, кто нам доверял. И чтобы усмирить их, придется лить кровь. Немецкую кровь, коллеги. А победа ценой большой крови меня не устраивает.

Спорили они долго. Почти всю ночь. Тем не менее, Лютьенсу удалось доказать свою точку зрения. Проспав несколько часов прямо здесь же, в рейхсканцелярии, утром он отбыл на аэродром, и вскоре его самолет, взревев двигателями, оторвался от земли, унося адмирала на восток…

– А теперь объясните мне, пожалуйста, чем у вас Трибуц занимался? С борта крейсера селедку удил? – голос Лютьенса звучал устало, что и неудивительно. За последние двое суток он спал всего часа четыре. Не в его возрасте организм на выносливость испытывать. Тем не менее, немецкий адмирал смотрел жестко и спокойно, и от взгляда этого многим из собравшихся становилось неуютно.

– Сам не знаю, с чего у него такой прокол, – Кузнецов, похоже, с трудом удержался, чтобы не развести руками, но присутствие особо высокого начальства удержало его от столь простонародного жеста. А ведь при одном Лютьенсе жестикулировать не стеснялся. – Грамотный адмирал, опыт боевой присутствует, и неплохой… В Панаме воевал храбро, ранен был. Да что я вам это рассказываю? Сами знаете.

– Знаю, – медленно кивнул Лютьенс. – Потому и понять не могу. То, что японцы опасны, он знал. То, что тактику свою они строят на массированном применении авианосных соединений, тоже. И такой прокол… У вас что, традиция такая, вдали от Москвы расслабляться?

Что называется, не в бровь, а в глаз. Все промолчали, не решаясь спорить, ибо подобное и впрямь имело место быть. Хотя… Откровенно говоря, Колесников помнил, что с Трибуцем и в той истории не все гладко было. На Балтике он вроде бы здорово напортачил, хотя деталей память не сохранила. Однако тут вмешался товарищ Сталин, направивший обсуждение в более продуктивное русло.

– Товарищи. Есть мнение, что надо решать, что делать, а не выяснять, кто виноват, – с более заметным, чем обычно, грузинским акцентом, сказал он. Товарищи (хотя Лютьенс, строго говоря, был герр) тут же прекратили перепалку. Взгляды скрестились вначале на самом Сталине, а потом довольно быстро переместились на Лютьенса, который считался, да и являлся на деле, не только экспертом в военно-морских делах, но и второй по значимости фигурой за этим столом.

– Германия окажет СССР всю необходимую помощь, – спокойно выдержал эти взгляды адмирал. – Флот уже поднят по тревоге, армия приводится в боевую готовность. Мы союзников не бросаем.

– А… итальянцы?

Вопрос задал Ворошилов. Ну да, тот же Жуков или Рокоссовский, несмотря на достижения, обладали пока что куда меньшим весом и в присутствии вождя предпочитали не вылезать. Это Кузнецову никуда не деться, он, исключая самого Лютьенса, здесь единственный моряк. Но вопрос задан, придется отвечать.