Люди и Цверги - Сергей Русаков Страница 3

Цверги были гораздо более древними носителями разума, чем люди, и поэтому людей опасались. Сами по себе люди были, казалось, совершенно безобидны. Однако одна их разновидность – маги – была, как кость в горле. Вообще-то маги – это просто люди с развитыми способностями. Даже самые обычные люди, хоть в чем-то превосходящие своих собратьев, – спортсмены, художники, музыканты и писатели – уже маги, хотя обычно слабенькие. Развитие магических способностей давалось людям куда легче, чем цвергам, и в этом была нешуточная опасность – маги появлялись неожиданно, буквально на ровном месте, и было достаточно слабой искры, чтобы из какого-нибудь природного задатка разгорелось пламя магии.

Особое беспокойство традиционно несли дети людей – они, вызывая глухую зависть цвергов, могли буквально из игры в песочные куличики скользнуть в любую из реальностей, и если попадали в мир цвергов, успевали там натворить всяких пакостей. Так сложилось, что цверги остановились в своем выборе на небольшом, по сравнению с людьми, росте, и когда дети вдруг возникали в их мире, то были одного с цвергами росточка, принимали местных обитателей за сверстников, нередко колотили и всегда отбирали инструменты, магические артефакты или даже просто личные вещи, считая это обычными игрушками. Благо, что магические способности людей в детстве ничего не говорили о том, что с ними станет в зрелости. Обычно сами же люди подавляли на корню своих же детей, не гнушаясь даже банальными побоями, говоря при этом: «Нас били, и ничего – стали же людьми!». Считается, что это магическое заклинание специально составил и подкинул людям один древний цверг, хотя, скорее, это сами люди соорудили заклинание, руководствуясь еще одним: «Дурацкое дело – нехитрое!»

Сильные же маги, собирающиеся под прикрытием религиозно-конфессиональных и научно-исследовательских сообществ, растворяющиеся среди толп священников и кандидатов наук, о цвергах знают, и не только о них. Множественные реальности кем только ни населены – всех не перечесть: бесконечность есть бесконечность. Однако в расчет принимаются только населенные теми, кто имеет личность и тем отличается. И люди, и цверги эту штуку имели. Из-за этого и складывались их отношения, мягко говоря, специфически.

* * *

Звигунов бродил по баварскому городку от магазинчика к магазинчику, фотографируя на разбитый Айфон витрины с сувенирами, зная, что снимки он, скорее всего, так никогда и не посмотрит. Буквально везде за стеклом стояли гномики. Их глаза посверкивали – похоже, местные мастера вставляли им в зрачки граненые стеклянные камешки. Он не боялся заблудиться, потому что обладал одним необычным свойством: всегда знал, где он, и как идти или ехать туда, куда ему было нужно. Причем первую часть задачи ориентации в пространстве Звигунов решал, не становясь способным назвать словами место своего пребывания – он как бы спохватывался, задаваясь вопросом, и тут же знал ответ: «Вот, оказывается, где я!». Вторая часть задачи навигации решалась еще необычнее – он просто поворачивал, куда нужно.

Совершенно не задумываясь об этом, Звигунов продвигался к окраине городка, чтобы, перейдя через железнодорожный переезд, оказаться в гостинице, в которой остановился. Прогулка удалась – приятная усталость в ногах и опустошенность в голове. Значит, завтра поутру строчки, вбиваемые в клавиатуру пальцами, будут сплетаться в замысловатый, но изящный узор. Было что-то магическое в том, как мысль, переставая рождаться в голове, перетекая потом с клавиш на монитор, словно становилась овеществленной, и в тексте появлялось лишь последующее ее описание, будто рождался новый мир, свидетелем чего и становился писатель, лишь добросовестно и спешно ведя летопись. Наверное, хоть какая-то магия есть везде, где что-то создается.

На крыльце гостиницы – большого дома в альпийском стиле – на столе среди натюрморта из веточек и шишек Звигунов увидел еще одного гномика. Улыбнувшись ему, как старому знакомому, и посчитав это добрым знаком, писатель сфотографировал и его, сверкнув встроенной в Айфон вспышкой и получив из глаз гнома ответный отсверк.

* * *

Цверг ликовал. Было совершенно несложно перемещаться от гнома к гному в витринах, следуя замысловатыми зигзагами прогулки поднадзорного мага. Один раз даже удалось видеть его из глаз чучела совы – благо никто другой ею в это время не пользовался – птицы курируются лесными духами, иногда выбирающимися из лесу поглазеть на людей подобно тому, как те любят наблюдать за лесными животными в зоопарках. Однако когда маг подошел к краю городка и двинулся по дороге, цверг загрустил, боясь его вновь потерять.

Выбор был такой: либо посмотреть на путь незнакомца с одной из гор, где цверги находятся в своей стихии, но этому могли помешать многочисленные обереги, которыми хозяева домов оснащают их, что стало бы для любого духа чем-то вроде дымовой завесы, либо рискнуть и воспользоваться глазами фигурки гнома на крыльце крайнего дома сразу за переездом. Некоторая проблема была в том, что хозяин дома баловался магией, из-за чего в его гостинице постоянно что-нибудь ломается. Он-то и мог невольно помешать цвергу сотворением очередного шедевра бытовой магии.

Взвесив «за» и «против», Зигшпиль применил редкое заклинание в духе нелинейной логики и матричной обработки стохастических данных в условиях переменной вероятности. Над этим научным подходом к решению задач предсказания поведения человека до сих пор бьются и ученые-цверги, и сами люди в лице магов-математиков. Считается, что именно так описывается пресловутая непредсказуемость людей. Однако целые научные школы предлагают все новые и новые «поправки на ветер», которые нужно учитывать. Некоторые теории определенно хороши, например, «теория потребностей», а некоторые откровенно смешны, вроде глупостей психологов о влиянии детских переживаний на пресловутые комплексы взрослых.

Применение математики, даже нелинейной, было рискованным, поскольку речь шла о предсказании не просто человека, а мага – они не только выбирают варианты поведения в сложившейся ситуации, но и изменяют саму реальность. Может, просто повезло и совпало, но Зигшпиль отнес выигрыш в этой лотерее на свой счет. Маг поднимался по ступенькам и смотрел цвергу в глаза, улыбаясь. Прищурясь на всякий случай, Зигшпиль заодно спасся и от сверкнувшей вспышки Айфона, дерзко сверкнув магу в ответ.

* * *

Звигунов подошел ко входной двери и набрал на кодовом замке простую комбинацию цифр, которую ему при заселении назвал хозяин. Не сработало… Значит, забыл. Такое иногда бывало с пенсионером. Придется звонить в звонок и звать хозяина. Благодушное настроение после прогулки настраивало на шутливый лад, и Звигунов пошутил сам с собой: «Сим– сим, откройся!» Конечно же, ничего не произошло. Однако, продлевая благостную минуту, он не торопился. Вспомнил вдруг откуда-то из деревенского детства: «Что с матом закроешь, то без мата не откроешь!». Наверное, есть в баварском варианте немецкого свой мат для дверных замков, хотя мат – он и в Африке мат. Предположив, что именно должен сформулировать баварец, запирая двери, Звигунов вполголоса, но с чувством, произнес подходящую формулу в русском варианте. Замок щелкнул, дверь приотворилась.

Ухмыляющийся себе писатель не заметил в глубине коридора хозяина гостиницы. Тот, наблюдавший за новым постояльцем через стеклянную дверь, догадался, что код забыт, и ждал развязки, чтобы вмешаться своей радушной помощью как раз в минуту отчаянья, сменил ухмылку на обескураженность. Цверг поежился от присутствия Силы, как от смены атмосферного давления при быстром спуске в горных лифтах… В Баварию прибыл маг, которого почему-то велено найти и отслеживать.