Корабли времени - Стивен Бакстер Страница 3

Он кивнул. После ответного кивка я без дальнейших промедлений и отсрочек направился по коридору в лабораторию.

Так началось мое путешествие из Ричмонда 1891 года. Никогда в жизни я не был ни к чему особо привязан, и не являюсь любителем пышных проводов и цветастых прощальных речей. Но если бы я только знал, что случится потом — и что я больше никогда не увижу писателя — на этом свете — то, наверное, устроил бы более достойные проводы!

Я вошел в лабораторию. Здесь было устроено нечто вроде мини-фабрики. Паровой станок, прикрепленный к потолку, приводил в действие всевозможные машины для обработки металла, приводимые в действие кожаными ремнями. На полу, закрепленные на скамьях, стояли станки размером поменьше, прессы, ацетиленовая горелка и тому подобное. Детали и чертежи, и прочие плоды моих работ, были разложены на столах и на пыльном полу. Аккуратистом меня не назовешь. Например, я чуть было не споткнулся о никелевый стержень, который задержал мой первый визит в будущее — он оказался ровно на один дюйм короче, и потребовалась переделка рычага.

А ведь я более двух десятков лет своей жизни провел в этом помещении, вдруг пришло мне на ум. Здесь по идее должна была располагаться оранжерея, выходившая в сад. Но я устроил из нее настоящий чулан, максимально укрыв от посторонних глаз. Так что теперь инструменты и аппараты загадочно поблескивали из темноты, напоминая фабрики в подземных пещерах морлоков! Слава Богу еще, что я сам не стал таким же морлоком! Сразу по возвращении, решил я, все изменится — хотелось, чтобы комната напоминала светлый Верхний Мир элоев, а не страшный Подземный Мир изобретателей и механиков будущего.

Дав себе это обещание, я направился к Машине Времени.

Эта громоздкий аппарат скособочился в северо-западном углу мастерской — как раз там, куда восемь миллионов лет спустя отволокли его морлоки, в попытке заманить меня в ловушку внутри пьедестала Белого Сфинкса. Я передвинул машину в юго-западный угол лаборатории, где она и была сконструирована. После чего склонился над четырьмя циферблатами, отсчитывающими историческое время: минуты, дни, тысячи и миллионы дней. Сейчас все стрелки, естественно, были на нуле: поскольку машина вернулась в свое время, откуда начала отправной путь. Помимо циферблатов, здесь были еще два рычага: пусковой и тормоз.

Я протянул руку наугад и, словно по наитию, коснулся рычага. Громоздкая масса металла и слоновой кости вздрогнула, словно живое существо. Я невольно улыбнулся. Машина напоминала мне, что не принадлежит этой земле, Пространству и Времени! Единственный из всех материальных объектов Вселенной, включая те, что я прихватил с собой, эта машина была на восемь дней старше здешнего мира : поскольку я провел больше недели в эре морлоков и вернулся в отправную точку: день своего отбытия.

Я бросил пожитки и камеру на пол и повесил шляпу на рукоять двери. Помня о проделках морлоков, я должен был проверить все еще раз — ведь они ковырялись в механизме. Счистить мох, траву и пятна не составило особого труда. Но один из поручней оказался погнутым, и мне пришлось выпрямлять его и ставить на место. Затем я проверил все крепления, болты, и еще раз смазал кварцевые оси.

В процессе этого я вспоминал о постыдной панике, охватившей меня, когда я обнаружил пропажу машины. Однако морлоки, надо отдать им должное, проявили себя умелыми мастерами. Эти каннибалы бережно относились к механизмам, что вызывало уважение. Машина была устроена просто, как церковные часы: открытый корпус из никеля, меди и прозрачного блестящего кварца, черного дерева и слоновой кости. Над всем этим возвышалось сиденье от велосипеда. Кварцевые оси были покрыты платтнеритом.

Путешествие во времени оказалось бы невозможным, если бы не специфические особенности загадочного вещества, названного мною «платтнеритом». Помню, как впервые случайно получил его. Это случилось ночью, двадцать лет тому назад. Однажды загадочный незнакомец постучал в мою дверь.

«Платтнер» — представился он. С выдающейся вперед челюстью, на несколько лет старше меня, с громадной седой головой, спутанными волосами, в странной пятнистой одежде. Он сказал, что мне необходимо заняться изучением этого вещества и его свойств. Больше года пробирка простояла на полке в лаборатории, пока я занимался более неотложными делами. Но вот, наконец, в одно хмурое воскресное утро — точнее, дело происходило ближе к полудню, я наткнулся на нее.

Это было началом открытия. Именно платтнерит в кварцевых осях обеспечивал энергию, необходимую для путешествий. Именно платтнерит сделал возможным преодоление барьера времени. Но я тут же приписал заслугу открытия себе, решив, что появление загадочного гостя — не более чем случайность. Возможно, как говорят велеречиво настроенные умы, «его послали Небеса» — я не придавал этому значения. В каждом совпадении можно прочесть перст Судьбы. Или Рока. Смотря от того, чем все, в конце концов, обернется.

Мне не хотелось прежде времени опубликовывать результаты моего открытия, без предварительной экспериментальной проверки. В ученых кругах меня могли также счесть чудаком — как это произошло в тесном кругу друзей вчера в курительной — или даже шарлатаном. Очень часто многие великие открытия губило именно их преждевременное обнародование. Их затоптала критика или разнесла в клочья толпа. Однако я твердо решил опубликовать статью сразу по возвращении — непременно, и, можно сказать, дал себе зарок. В «Трудах философского общества». Это будет прекрасное дополнение к семнадцати статьям по оптике. Забавно было бы все это назвать в духе сухого научного педантизма, вроде: "Некоторые замечания по поводу пространственно-временных аномалий минерала «платтнерит». Представляю, какой шум поднимет эта статья!

Наконец, все было готово. Надвинув шляпу плотнее, я захватил рюкзак и камеру и закрепил их на велосипедном сидении. Затем, словно по наитию, подошел к лабораторному камину и захватил кочергу. Взвесив ее в руке, я подумал, что и она может оказаться полезной — за неимением ружья — и закрепил ее между рычагов. Такая штука может ввести в заблуждение при разборке машины.

Затем я влез на сиденье и положил руки на рычаги. Все в порядке, сиденье отрегулировано как следует. Машина задрожала, приходя в движение, словно одушевленное существо, живущее только мчась сквозь время — чем она, собственно, и была.

Я напоследок обвел взглядом лабораторию, любуясь ее земной (и приземленной) реальностью, потрясенный мыслью о том, насколько мы теперь разные — несмотря на то, что являемся существами одного материального мира. Какими мы были неземными теперь — вместе с моим механическим Пегасом, готовым лететь сквозь бесконечность. Мы, дети Земли, по сути, уже не принадлежали ей. Теперь я чувствовал, что стал настоящим Путешественником во Времени — ибо уже не мог жить без этого. Без моей машины я оказался бы навсегда замурован в линейном однообразии Ричмонда, и медленно менялся бы, костенея и кристаллизуясь во времени. Конечно, никто меня не гнал: можно было сначала подлечить раны, привести себя в порядок, набраться сил — но я не мог более медлить. Как опиоман, ждущий своего вожделенного сна, я рвался во Время. Я жаждал им управлять. Я хотел увидеть все, что было, есть и будет в мире!