На то они и выродки - Наталья Резанова Страница 3

Он откинулся в кресле, снял очки, потер переносицу. Потом посмотрел на часы. Движение было чисто рефлекторным. За столько лет ему не нужно было видеть, когда наступит время очередного сеанса. Проклятый организм сам подсказывал заранее. Оборотная сторона, мать ее ети…

Против этого нет средств. Нету и, какой бы успокоительный вздор ни несли наши научники, не предвидится. Это точно. Потому что если бы кто-то из наших нашел такое средство или хотя бы подобрался к нему, он бы уже сидел наверху и ходил бы по головам прочих. По нашим несчастным больным головам. Мы, блин, как дети. Страдающие дети, которые орут от нестерпимой боли и в то же время надеются, что когда-нибудь, как-нибудь это закончится. Кто-то… вроде Филин, нет его давно, когда-то утверждал, что таким образом мы принимает на себя боль и страдания нации — и это плата за власть, коей мы облечены. Больше никто, конечно, хрень такую не повторяет. Каждый выкручивается как может, и как мы жалки в такие минуты с этими выкрутасами. Ищем, понимаешь, личные индивидуальные средства защиты. Многие пьют. Кое-кто прибегает к наркоте в ударных дозах и на этом сыплется. Точно, Филин от передозировки и сдох… боль и страдание нации… Не все такие дураки, чтоб травиться, но от умников толку не больше. И от Умника. Пресловутые горячие ванны Умника — просто анекдот, о них даже в подполье байки рассказывают, это ж все равно что табличку на себя вешать — смотрите, я один из этих!

Нет, Волдырь не собирался уподобляться государственному прокурору. И пить он тоже не станет. Разве что после… Вот его индивидуальное средство для вечернего сеанса. До предела грузить себя работой. Устать до состояния полена, чтобы, когда ударит, ничего не чувствовать. Или чувствовать как можно меньше. Самообман? Верно. Но от него хоть какая-то польза.

Осталось несколько минут. Судя по тому, что Шереф еще не отзвонился, допрос не закончен. Скоро он там же, в подвале, будет упоенно орать хвалу любимому дяде и начальнику. Интересно, кого будет восхвалять подследственный Карган? Хотя вру, в данный момент мне это совершенно неинтересно.

На чем мы остановились? На ревизии финансистов. Первым у них в очереди был литейный комбинат «Унион». Где у нас тут справочник по закрытым предприятиям? Вроде под рукой был…

Когда Волдырь водрузил перед собой толстый справочник, из него выпала старая открытка, исполнявшая роль закладки. На открытке была улица какого-то города, архитектура явно нездешняя — покатые черепичные крыши. Фасады, увитые плющом. На обороте неровным старческим почерком было написано:

«Дорогой внучек!

Выслала тебе теплое белье и сушеные фрукты из нашего сада. Надеюсь, все дошло благополучно. Тетя Цуца и кузины Шарота и Марва и вся родня тебе кланяются».

Адресатом значился Керем Тоху, общежитие Первого столичного императорского университета, четвертый корпус, комната 122.

«Тоху? Кто такой?» — это была последняя мысль перед тем, как сознание покатилось в омут чудовищной боли.

Открытка медленно спикировала на пол.

За четверть века до событий. Столица Империи.

Это был прекраснейший город на Саракше. Такова была официальная точка зрения, и многие с ней соглашались, притом с чистой душой. И даже те, кто согласен не был, не могли оспорить того факта, что Столица по крайней мере один из древнейших городов, известных мыслящему человечеству, а в новое время, когда королевство стало Империей, — еще и самый большой и оживленный. Оплот государственности и культуры, массаракш.

И нисколько нет в этом иронии, что бы там ни злопыхали некоторые про тяжеловесность, старомодность, пафосность и официоз.

Даже само месторасположение города, случайное, как уверяли исторические источники — вдали от моря и крупных речных коммуникаций, — в конечном счете обернулось на пользу. В Глухие века именно это обстоятельство не раз уберегало город от полного разорения и разрушения со стороны морских князей и речных разбойных дружин. А после окончания эпохи феодальных войн и установления абсолютной монархии государство стало расти во все стороны как на дрожжах, и Столица оказалась в центре оживленных торговых путей. И равноудалена от всех окраин. В самом сердце Империи. Идеологи находили в этом глубокий философский смысл. А пресловутые водные коммуникации — Мировой Свет с ними. От отсутствия воды Столица не страдала. Помимо многочисленных мелких рек (в новое время по большей части забранных в трубы) поблизости находилась жемчужина континента — озеро Эртем. То есть поблизости оно располагалось изначально, а в последние полтора столетия вошло в городскую черту, более того, на его берегах находились престижнейшие из новых кварталов Столицы. Здесь располагалась одна из летних резиденций императорской фамилии — Детский дворец, особняки аристократов — родовых и денежных, и здание Государственной оперы, как по внешним достоинствам, так и по акустике превосходящее все известные до этого аналоги подобных строений.

И вся эта архитектура, как ни критикуй пышные фасады со множеством колонн, лепные фигуры мифологических монстров, древних воителей и геральдических зверей, в первую очередь горных орлов, обилие красного и серого гранита, тяжесть, мощь и основательность как нельзя более сочетались с серым прозрачным небом, сумрачным блеском озерных вод, темной зеленью парков и лесов, кольцом окружавших Столицу (где еще леса, возможно, пошли бы под топор, но здесь они защищались законом).

Разумеется, кроме этих красот, были еще и многочисленные новостройки, кварталы блочных многоквартирных домов, взгляд не ласкавших, но предоставлявших жилье тем, кто не в состоянии был обзавестись собственным, а таких, как ни крути, в любом крупном городе — большинство. И конечно, кварталы фабрично-заводские. Если начинались они, как водится, с мануфактур и мукомолен, то затем их изрядно потеснили предприятия тяжелой промышленности. Заводы литейные, автомобильные, авиационные, а последние десятилетия — военные и химические. Все они крепили экономику державы и предоставляли рабочие места ее гражданам, но, разумеется, никак не украшали городской пейзаж и задымляли атмосферу изрядно.

Однако все-таки эти кварталы оставались как бы на периферии зрения, на отшибе, а приезжие, да и многие коренные граждане видели в первую очередь нарядные и опрятные проспекты, старинные дворцы, прогулочные катера на озере и пестрые экскурсионные автобусы на его берегах, многочисленные театры и музеи. И величественные громады ведомственных зданий — от адмиралтейств (да, адмиралтейства располагались именно здесь, вдали от моря) до Академии наук. И университет, точнее, университетский городок, отдельное поселение посреди Столицы (когда-то оно и впрямь имело суверенитет, теперь, конечно, отмененный, но традиции-то остались). И наконец — а для многих в первую очередь, — торговые центры и пассажи, каковым, казалось, не было в этом городе числа.

Потому что это был очень богатый город. И для огромного количества людей данное обстоятельство играло более важную роль, чем все вышеперечисленные красоты. Тем, кому не повезло родиться в Столице, злобно сравнивали ее не с сердцем, но со спрутом, тянущим соки со всего живого тела Империи. Столица-де стягивает на себя все денежные потоки, все богатства и тем лишает жителей окраин их доли в общественном процветании.