Исход - Валентин Холмогоров Страница 3

А вот по прилету пришлось искать транспорт самостоятельно. Новые очки я купил в ближайшем магазинчике — сломанные все-таки пришлось выбросить. Вездесущие бомбилы в последнее время куда-то исчезли с улиц Москвы и близлежащих окрестностей, потому я вызвал такси по телефону, воспользовавшись номером с красовавшегося возле дороги рекламного плаката. Немолодой водила, прибывший на место минут через пятнадцать, настороженно покосился на странного клиента без багажа, а потом всю дорогу хранил молчание, временами с опаской поглядывая в мою сторону. Дело, по-видимому, было не в ауре псиона, — оболочка уже почти восстановилась. Наверное, мрачный мужик в камуфляже с перебинтованной рукой не внушал таксисту доверия. По крайней мере, досада на то, что он согласился взять этот заказ, сквозила в его мыслях уж слишком отчетливо. Был какой-то неприятный случай в прошлом? Не стал смотреть. Если уж решил без особой нужды не читать чужие мысли, то надо соблюдать добровольно принятое правило.

Город за последние годы изменился, и изменился, на мой взгляд, далеко не в лучшую сторону. Центр все так же пестрел запретами на использование псионики и яркими огнями реклам, неизменного спутника любого человеческого поселения начала двадцать первого века. Раздражали многочисленные датчики пси-активности. Нет, они не мешали туристам и горожанам, но их назойливое внимание не позволяло расслабиться. С другой стороны, городские власти можно понять. Для псиона велик соблазн, скажем, перепрыгнуть через широкую улицу, нежели медленно тащиться до ближайшего пешеходного перехода. И наплевать большинству людей, что один такой прыгун способен ударом стопы снести со стены пласт штукатурки, или врезаться в неспешно прогуливающихся отдыхающих. Поэтому запрет, равно как и слежка, в чем-то оправданы. Но всему, в конце концов, должен быть предел. Снабженные камерами датчики торчали буквально повсюду: возле входов в торговые центры, на станциях метрополитена, да буквально на каждом третьем столбе. А жесткий запрет на использование любых знаков в пределах населенных пунктов, действовавший с начала этого года, гарантировал пристальное внимание компетентных органов, если ты ненароком забудешься и по привычке применишь псионику на улице или в общественном месте. Долгие разбирательства и как минимум немаленький штраф на первый раз — гарантированы. Самое неприятное, что все эти ограничения, в общем-то, не помогали: преступления с использованием «магии», как ее называли в народе, все равно совершались с завидной регулярностью, и полиция, недавно зачем-то переименованная из милиции, сбивалась с ног в попытках вычислить нацепивших «личину» или наславших на окружающих морок злоумышленников.

Я почувствовал это, когда такси свернуло на набережную. Нахлынуло смутное ощущение чужого присутствия, пристальный взгляд из ниоткуда. И без того серое небо на миг будто померкло, а воздух, словно натянутая струна, зазвенел от близкой опасности. Неприятный холодок пробежал по спине: в точности то же самое я когда-то чувствовал вблизи каждого Гнезда. Нежданное дежа-вю развеялось спустя какие-то секунды, оставив после себя щемящую занозу в сердце, а таксист так и вовсе ничего не заподозрил. Что это было? Вновь старые знакомые объявились в нашем мире? Непохоже. Раньше я мог совершенно точно определить направление к Гнезду и расстояние до него, теперешние же ощущения были немного иными — они словно пришли не извне, а откуда-то изнутри меня. Да и присутствия чужаков явно не ощущалось. Странное дело. Странное и тревожное. Нужно с этим разобраться.

Водитель с огромным облегчением высадил меня на заснеженной Пречистенке и укатил по своим делам. До штаба я дотопал своим ходом, заглянув по дороге в пекарню и купив там большой рыбный пирог. Не то чтобы, поддавшись сентиментальным чувствам, я решил побаловать Сергачева угощением к чаю, тем более, генерал по своему обыкновению предпочитал напитки покрепче. Просто жрать с дороги хотелось зверски, потому на пирог у меня были личные планы.

— Ох, Аскет, проходи, — судя по растерянному виду, Сергачев не ждал моего визита так скоро. — Ты уж извини, Вить, я тут уже на чемоданах.

Всегда безупречно убранный генеральский кабинет и впрямь напоминал студенческую общагу в процессе переезда: стол и подоконники заполонили многочисленные коробки и пыльные папки с бумагами, стопки которых громоздились тут и там.

— Устал небось? Проходи, садись куда-нибудь. Что это у тебя? Никак пирог? А вот это — кстати, сейчас чайку сообразим. Анечка, принеси мне и гостю чаю, пожалуйста!

Суетливость тоже была не в стиле Александра Васильевича, но сейчас он почему-то старательно изображал заботливую хозяйку, принимающую дальних родственников. Он сильно сдал в последнее время. Скорее всего, предстоящая отставка подействовала на него тяжелее, чем он хочет показать окружающим. Мысли хозяина кабинета я читать не стал: захочет — сам расскажет, ради чего он меня сюда вызвал. Но общий эмофон генерала мне не понравился. Тусклый какой-то.

— Такое ощущение, что я не вовремя, — осторожно начал я, переложив какую-то стопку бумаг с ближайшего кресла на стол.

— Да брось ты, я же сам тебя пригласил. Тем более, не будет у нас другого случая пообщаться. Я, как ты знаешь, в отставку ухожу, да и всю нашу контору расформировывают.

А вот это действительно новость!

— СБР решили ликвидировать?

— Что тебя удивляет? — хмыкнул Сергачев. — Чужаков уже давно истребили, Круг тоже полностью разгромлен, не без твоего, замечу, активного участия. Силовое крыло больше не нужно, нету для боевых псионов подходящих задач. В нашем формате, имею я в виду. Кого-то ФСБ себе заберет, кто-то в полицию уйдет. Армейцы многих перетянут, у них давно соответствующие структуры сформированы. Федеральная Служба по Контролю за Псионикой вон, которой твой друг Злобный командует, останется — нужно же кому-то преступников-псионов ловить. Сам-то чем планируешь дальше заниматься?

Я пожал плечами.

— В институт к Коробку вернусь. Я ведь и не уходил оттуда, отпуск взял на время, пока мы оборотней по подвалам гоняли.

Принесли чай, граненые стаканы в советских металлических подстаканниках отлично вписались в походный интерьер генеральского кабинета. Пока Сергачев со звоном размешивал сахар металлической ложечкой, я вгрызся в пирог — тот на удивление оказался еще теплым.

— И охота тебе штаны просиживать в лабораториях, — поморщился мой собеседник. — У меня есть идея получше. Собственно, я тебя и позвал сюда, чтобы обсудить этот вопрос. Дембельский аккорд, так сказать. Или прощальный подарок, воспринимай как хочешь.

Я вопросительно поднял бровь — говорить с набитым ртом не очень-то получалось.

— На вот, погляди, — Сергачев выдвинул ящик стола, порылся там, после чего выудил из его недр кулон на веревочке, и протянул мне. — Что скажешь?

Черная квадратная пластина величиной с половину ладони, гладкая матовая поверхность, серые прожилки. Неожиданно тяжелая для такой небольшой вещицы, и удивительно холодная наощупь. Я взглянул на нее через ментал: так и есть, внутри кулона прячется какой-то незнакомый мне знак. Довольно простой, но при этом хитрый, питается, судя по всему, энергией оболочки носителя безделушки. Стоило мне прикоснуться к поверхности камня, как узор знака начал менять форму, переплетаясь с моей аурой — ее отпечаток остался внутри переплетения энергетических линий. Теперь аура составляла с камнем единое целое, даже если я выброшу этот амулет или утоплю в океане, незримая связь все равно останется. Я попытался изменить структуру знака или удалить этот слепок, но с наскока ничего не вышло. Артефакт явно создавали настоящие профессионалы. Надо будет поэкспериментировать потом. Да и вообще, не стоило хватать подозрительную вещь с явной примесью псионики. Расслабился я что-то в последнее время. Или слишком доверился старому генералу?