Роза Севера - Евгений Кривенко Страница 3

Теперь поезд шел медленнее, колеса простучали по дамбе над синей гладью залива. Небо впереди потемнело, словно нечто выпило из него свет. Варламов вздохнул — Лимб, а за ним Темная зона.

Появились они после минувшей войны. Загадочный «черный свет» со спутников полосами прошел по поверхности Земле, изменяя материю на уровне элементарных частиц. Биохимические процессы нарушались — люди и животные заболевали, а потом гибли. Некоторые странно перерождались. Почва начинала испускать вторичное излучение — к счастью, его свободный пробег не превышал нескольких метров. За пределами Темных зон жизнь продолжалась, как и раньше, разве что многие государства распались. Соединенные Штаты обратились в рыхлую конфедерацию «Североамериканских Территорий», не миновала эта участь и Россию…

Пути разбежались в стороны, поезд стал.

— На выход! — приказал один из МГБ-шников.

Стало понятно, почему ехали в обычном поезде: пересадка на струнную дорогу предстояла только здесь. По другую сторону маленького вокзала стояли опоры с балками поверху. Внутри них с усилием 200–300 тонн были натянуты стальные тросы, и поезда могли развить по такой дороге более 100 километров в час. Меньше, чем на скоростной железной дороги, да и вагончиков в составе, который стоял у приподнятого перрона, было всего несколько: один пассажирский и три грузовых. В стороне пара кранов перегружала контейнеры с обычных платформ на платформы струнной дороги.

Не очень удобно. В Канаде часто приходилось иметь дело с доставкой грузов — там струнные дороги не получили применения из-за сложности постройки и дороговизны перевозок. Но в Темных зонах обычные дороги постепенно разрушились, а полотно струнной дороги шло на высоте шесть-десять метров, выше зоны вторичного излучения. Видимо, поэтому Московская автономия и развивала их сеть. Только как ставили опоры через Карельскую Темную зону — ее приходилось пересекать по диагонали, и расстояние составляло более 100 километров?

Но долго размышлять не дали, подтолкнув к лестнице на перрон. Вагончик был поменьше, но купе почти такое же. Варламова опять запихнули к окну, а МГБ-шники сели у двери.

Состав мягко тронулся, и вскоре словно упал в глубокую тень.

Был май — время белых ночей, но за окнами сгустился сумрак. Даже солнце сделалось тусклым. Мелькали скрюченные деревья, но рассмотреть их из-за скорости не удавалось. Несколько раз пересекли пустынное шоссе.

МГБ-шники скучающе поглядывали в окно. Хотя заговаривать с ними не хотелось, Варламов все-таки спросил:

— А как здесь проложили дорогу? Допустим, блоки с рельсами можно опускать с вертолета, но опоры ведь надо монтировать на земле. Роботов применяли?

Тип с белесыми глазами неприятно хохотнул:

— На исправительные работы направляли врагов нации и Президента. Если выполнят норму, спускали жратвы и водки вволю. Недовыполнят — урезанный паек. А кто не хотел работать, сжигали с вертолетов напалмом. Ударная стройка получилась, за пятилетку опоры поставили. Рельсы в самом деле монтировали с вертолетов.

Варламова передернуло, про такое не слышал. Может, отец что-то и знал, но на эту тему не говорил. Немалая получалась цена за восстановление державы.

Слегка покачивало вверх и вниз, монотонно свистел ветер, и Варламов стал задремывать. Сказывалось недосыпание из-за морской болезни. МГБ-шник в упор смотрел на него глазами дохлой рыбы, забытой на берегу…

Он был признан врагом нации и Президента, и осужден на каторжные работы. Все лето, исходя потом под защитным комбинезоном, он с другими осужденными бурил скважины, закреплял в них сваи, опускаемые с вертолетов, а потом заливал бетоном. Их бригаде приказали поставить двадцать опор с интервалом 50 метров под один путь, и столько же опор под другой. Рельсы будут монтировать на следующий год, когда опоры выстоятся за зиму. После выполнения плана обещали эвакуировать и скостить оставшийся срок вдвое.

Под конец смены Варламов страшно устал. Болели плечи, а дужка ведра, наполненного бетоном, выскальзывала из пальцев. От укусов мошкары, проникшей под комбинезон, горело все тело. Шатаясь, он протащил ведро с десяток метров от бетономешалки и вылил в опалубку с другой стороны опоры. Сашка, бывший учитель физики, «штыковал» бетон — то есть протыкал стальным прутом, а потом раскачивал его, чтобы не осталось каверн. Еще несколько человек копошилось у соседней опоры, а другие зэки таскали щебень и песок к бетономешалке. Ею заведовал бригадир Михалыч, хмурый мужик с техническим образованием. Михалыча обещали освободить вчистую.

Прозвенел гонг. Сашка со стоном выпрямился и стал разминать поясницу. Туфта не проходила, в конце каждой смены Михалыч проверял плотность бетона специальным устройством. Если стрелка отклонялась за красную черту, прихлебатели бригадира били по морде и заставляли трамбовать вручную, пока бетон еще не застыл.

Михалыч подошел с прибором.

— Сторонись, доходяги! — глухо раздалось из-под маски.

Он обошел опалубку, держа коробочку прибора над бетоном и наблюдая за стрелкой. Сашка описывал принцип его действия, но Варламов от усталости плохо понял.

— Вроде нормально. Идите жрать.

Меся грязь, они побрели к вагончику столовой, а навстречу им тащились зэки из второй смены. Было время белых ночей, так что работали круглые сутки по двенадцать часов. Повезло, что Михалыч сначала подошел к ним: не придется ждать в очереди. Сняли тяжелые комбинезоны в прихожей, вымыли руки. Хорошо бы и тело, оно отчаянно зудело — то ли от пота, то ли излучение Зоны все же пробивалось сквозь комбинезоны. Хотя вроде бы специальное металлическое напыление…

На кухне работали две девушки, Нюра и Светлана. За что попали на каторгу, не говорили. Может, как родственницы врагов нации. Двигались как сомнамбулы, лица помятые, под глазами темные круги. Понятно, почему: с утра надо готовить, а ночью вторая смена — тянулись мужики из спального вагончика. За девицами выстраивалась очередь, места в ней разыгрывали в карты, и только Михалыч с прихвостнями проходили без очереди.

Света наложила Варламову полную миску лапши с тушенкой и подмигнула.

— Зашел бы ночкой. А то эвакуируют, а в обычном лагере баб не будет.

Но Варламов стеснялся, да и ночью спал без задних ног.

— Устаю я, Светочка, — пробормотал он и направился в угол. Там на ящиках сидел монах в черном одеянии, выдавая водку и курево. Ляпнул про Президента, что тот «бич Божий», вот и попал сюда. Но раздачу водки доверяли только ему.

— Мне двести грамм, — сказал Варламов.

— Примите, во имя Господа, — ответил тот.

Варламов поставил миску и стакан на стол, сразу выпил половину и принялся за лапшу. Кормили сносно. В голове слегка зашумело, тело начало расслабляться. Варламов не курил, но без водки выжить здесь было трудно. Он допил оставшееся, и жизнь показалась сносной.

Вагончик наполнялся народом и табачным дымом, курили безбожно. Варламов запил лапшу компотом и вышел с Сашкой на улицу. Перед этим тщательно застегнул комбинезон и надел маску. Сашка только накинул куртку.