Римлянин - RedDetonator Страница 3

В комнату вошла нянечка, которую, как он понял по обращениям других, зовут Грета. Мерзкое германское имя. У него оно почему-то ассоциировалась с чем-то маленьким, злобным и агрессивным.

– Бу-бу-te-бу-бу! – обозвал её Таргус и пополз по явно персидскому ковру дальше.

Ковёр чем-то привлёк его внимание.

«О, а это ведь очень качественная работа», – оценил он фактуру ворса и начал заинтересованно ощупывать его своей маленькой ручкой. – «Я отнюдь не большой эксперт, но Арторий, мой старший брат и по совместительству главная гордость отца, коллекционировал в своей вилле самые выдающиеся…»

В это время Грета с весёлым любопытством наблюдала за его действиями. Таргус заметил это и очень неодобрительно посмотрел на этого подосланного германцами шпиона. Она может создать некоторые проблемы в будущем.

Немецкую речь он начал понемногу понимать, Грета сказала что-то вроде «молодец», ну или он неверно интерпретировал это слово, ведь это всё-таки варварский язык, поэтому…

– Stulta… ^[4] – тихо изрёк Таргус, оценивая умственные способности Греты.

Зря он это сказал. Внимательная Грета что-то заподозрила, нахмурилась и ушла из комнаты.

Таргус укорил себя за беспечность и как мог быстро пополз к своей колыбели, где имел обыкновение спать. Но Грета умудрилась поднять ложе и он теперь был вынужден стоять, держась за борт колыбели и размышлять о тупости нянечки.

Ограниченность возможностей выводила его из себя. Он держался из последних сил, чтобы не начать убивать.

Нет, он понимал, что в текущих обстоятельствах никого убить не сможет. Но это не мешает пытаться!

Оглянувшись, он не увидел никого, кто мог бы ему помочь с его спальней, поэтому начал орать.

Ор – надёжный способ получить желаемое, он это помнил по собственной дочери, Аурелии, которую вынужден был оставить на альтернативной Земле, где шёл 1974 год какой-то «нашей эры» или, если по-правильному, 2727 год от основания города ^[5].

Меньше минуты спустя в помещение ворвалась Грета и увидела яростно стучащего по колыбели кулаком Таргуса.

Она подхватила его и поместила в колыбель, накрыв маленьким одеяльцем. С улыбкой тронув его нос пальцем, она направилась вон из комнаты. Таргус недобро посмотрел ей вслед и повернулся набок, рассчитывая уснуть.

Сон у него всегда был крепкий, скольких бы он ни убил, они не приходят к нему во сне и не вызывают никаких моральных терзаний. Никогда не приходили и не вызывали.

Он был и будет надёжнейшим оружием в руках Бездны. Пусть даже у них сейчас некоторые разногласия касательно этого задания, которое не несёт в себе никакого смысла, он всё равно почти не обижается на неё. Надо просто сделать свою работу и вернуться обратно в Тартар, он ведь почти привык к нему…

Но поспать ему было не суждено.

Германцы притащили какого-то пожилого мужика в рясе и с христианским крестом на груди, который подслеповато щурясь, осмотрел Таргуса и начал что-то говорить.

– Здравствуй, – произнёс он внезапно на латыни.

Таргус едва сдержался от ответного приветствия.

– Бу-бу, бу-бу, – ответил он презрительно, грубо отозвавшись о матери этого мужика в рясе с бронзовым крестом.

Далее священник что-то спрашивал у Греты, та отвечала. Таргус смог понять, что этого типа зовут «Heiliger Vater».

«Фатер, фазер, это отец по-английски!» – осознал Таргус. – «Он что, её отец? Нет, это определённо какой-то титул, они вообще не похожи! Или его жена была очень слаба на передок…»

Грета несколько раз отчётливо произнесла слово «stulta», значит, она его расслышала. Таргус недовольно засопел.

– Ты называл Гретхен тупой? – внезапно повернулся к Таргусу священник.

– Бу-бу-tu-бу-бу! – с ожесточением матерно припечатывая старика, ответил Таргус.

Старый германец о чём-то восторженно заговорил и побежал прочь, Грета же осталась стоять и поражённо смотреть на Таргуса, который представлял, как перережет ей глотку Кровососом.

Кровососа, как он успел узнать, у него с собой не было. А так, это было замечательное оружие, дарованное ему Бездной. Выдвигающийся из запястья клинок из металла Бездны, которым можно разрезать, кажется, всё, что душе угодно. Первая его версия была длиной тридцать сантиметров, выскакивала из запястья и резала всех и вся, а после модернизации Бездной в награду за выполнение очередного задания, он превратился в раздвигающуюся на манер телескопической дубинки штуковину, удлиняющуюся до восьмидесяти сантиметров. Рукоять полноценного меча ложилась в ладонь, а из запястья при этом продолжал торчать шнур из металла Бездны, после применения позволяющий клинку втянуться обратно в предплечье и скрыться среди мышц. Отличная штука, Таргус очень и очень жалел, что его больше нет с ним…

– Бу-бу-бу?! – возмущённо спросил он у Греты чего она на него пялится.

Грета поморгала, приоткрыла рот, а затем закрыла его обратно.

Её физиономия, типично германская, голубоглазая, покрытая веснушками, удивлённо пырилась на него. Ростом она была примерно метр семьдесят, объективно некрасивая, с мужественными чертами лица, не очень хорошо смотрящимися на женском лице, угловатая, но с большой грудью, идеально подходящей для кормления младенцев. Рацион Таргуса состоял исключительно из её молока, чего он не мог и не хотел принимать. Его, эвоката IV легиона, германской сиськой…

Нет, в другое время, в лупанарии, конечно же…

Таргус размышлял на отвлечённые темы, а Грета тем временем начала расчехлять один из аппаратов для кормления, неверно интерпретировав его долгий взгляд на него.

Но участь быть накормленным против желания его миновала. В комнату вбежали священник и германский «отец» Таргуса. Они о чём-то восторженно говорили, потом священник, заметивший оголённую грудь, возмущённо выговаривал что-то Грете, а затем святоша подошёл к колыбели с внимательно и грозно смотрящим на него Таргусом и спросил:

– Ты понимаешь меня?

Таргус хотел послать его, но ему всё это чертовски надоело, поэтому он просто промолчал.

– Ты назвал Грету тупой, – утвердительно, ужасно коверкая латынь, которой его рот просто недостоин, произнёс священник.

Малолетний поневоле Таргус был бы склонен согласиться со стариком, но он придерживался тактики молчания, чтобы эти германцы поскорее от него отвязались.